Прежде чем я засну (ЛП)

Я села за стол и начала печатать. Вторая глава. Я остановилась, потому что не могла придумать, что писать дальше, как начать. Я вздохнула, положив пальцы на клавиатуру, ощутив кончиками пальцев холодный гладкий пластик. Я закрыла глаза и снова начала печатать. Мои пальцы механически плясали по клавишам. Когда я открыла глаза, оказалось, что я напечатала всего лишь одно предложение:

«Лиззи не знает, что она сделала, и как это можно исправить».

Я посмотрела на предложение. Тяжёлое. Оно словно врезалось в страницу.

"Ерунда", - подумала я и разозлилась. Я знала, что могу лучше. Я же делала это двумя годами ранее, когда слова словно вылетали из меня, рассеиваясь по странице, как конфетти.

А сейчас? А сейчас что-то было не так. Язык был жёсткий, неуклюжий.

Я взяла карандаш и зачеркнула предложение, и почувствовала себя лучше, но теперь у меня снова нет ничего, с чего можно было бы начать.

Я поднялась, закурила сигарету из пачки Бена, которую он забыл на столе, и глубоко затянулась, подержала дым немного в лёгких и выдохнула. На мгновение мне захотелось, чтобы это была марихуана. Я задумалась, где бы её можно было бы достать, и налила себе водку в последний раз. И как мне удавалось раньше писать? Я с сигаретой в зубах подошла к книжным шкафам, которые выстроились вдоль стены столовой, и сняла книгу с верхней полки. Здесь же должна быть какая-нибудь зацепка?

Я отставила водку и повертела книгу в руках, потом положила кончики пальцев на обложку, словно книга была хрупкой, и нежно обвела название.

"Для утренних пташек. Кристина Лукас." - было написано на обложке. Я открыла книгу и быстро перелистала страницы.

Видение исчезло. Я открыла глаза. Комната казалась серой и тусклой, но моё дыхание было неровным. Я слегка была удивлена тем, что когда-то курила, удивление от данного факта вытеснило что-то другое. Это правда? Я была писательницей? И публиковалась? Я поднялась. Журнал соскользнул с моих колен. Если это так, то я была кем-то, кем-то, у кого была жизнь с целями и амбициями. Я сбежала вниз по лестнице.  Неужели это правда?

Бен ничего не сказал мне об этом утром. Ничего о том, что я была писательницей. Утром я читала о нашей поездке на Парламентский холм. Там он говорил, что я работала секретарём, когда со мной произошёл несчастный случай.

Я изучила книжные полки в гостиной. Словари. Атласы. Самоучитель "Сделай своими руками". Несколько романов в твёрдом переплёте, по их внешнему виду, можно было догадаться, что их не читали.

Но ничего моего. Нет того романа, который я опубликовала. Я обернулась. «Он должен быть где-то здесь, - подумала я. - Должен быть».

Но затем в голову пришла другая мысль. Возможно, моё видение было не воспоминанием, а выдумкой. Возможно, не имея настоящей истории, мой мозг создал свою собственную. Возможно, моё подсознание решило, что я писатель, потому что я всегда этого хотела.

Я побежала наверх. Шкафы в кабинете была заполнены папками и компьютерными руководствами, и я не увидела ни одной книги в спальнях, когда осматривала дом с утра.

Я замерла на мгновение, затем увидела компьютер, тёмный и тихий.

Я знала, что делать, хоть и не знала, откуда. Я включила его, и он зажужжал где-то под столом, возвращаясь к жизни, чуть позже зажёгся экран. Из колонок возле экрана послышалась музыка, а затем появилось изображение. Фотография, на которой мы с Беном улыбаемся. В середине экрана было окно. Сверху - логин, а ниже - пароль.

В моём видении я использовала слепой метод печати, мои пальцы инстинктивно танцевали по клавишам. Я навела мигающий курсор на поле, которое называлось «Логин» и занесла руки над клавиатурой. Что написать? Училась ли я печатать? Мои пальцы легли на выпуклые буквы и слегка сдвинулись, мизинцы искали место, где им надлежит быть, а остальные пальцы присоединились к ним.

Я закрыла глаза и, не думая, начала печатать, слыша лишь звук своего дыхания и звук клацанья клавиш. Закончив, я посмотрела на то, что напечатала, на то, что напечатала в том поле. Я ожидала увидеть какую-нибудь чушь, но то, что я увидела, шокировало меня.

«Шустрая бурая лисица перепрыгивает через ленивого пса».

Я уставилась на экран. Это правда. Я владела способом слепой печати. Может быть, моё видение было не выдумкой, а воспоминанием. Может быть, я писала романы. Я вбежала в спальню. Бред. На какое-то мгновение у меня появилось давящее чувство, что я сошла с ума. Казалось, роман одновременно существовал и не существовал, он казался таким реальным, но и таким воображаемым. Я ничего не могла вспомнить о нём, о сюжете или персонажах, и даже причину, по которой дала такое название, и всё же он казался реальным, как будто он жил во мне, как сердце бьётся в груди, невидимое, но живое.

Почему Бен не сказал мне? Почему не хранил мою книгу? Я представила завёрнутую в ткань книгу, спрятанную где-то в доме, на чердаке или в подвале. Почему?