Читаем Прежде чем я засну (ЛП) полностью

Я вспомнила Бена. Вспомнила, что любила его. Он скоро вернется домой.  Вечером, когда мы пойдём спать, я исправлю то нелепое недоразумение, которое произошло прошлой ночью. Я была в предвкушении.


Вторник, 13 Ноября



Полдень. Закончился очередной рабочий день. Бен скоро вернётся домой. Передо мной лежит дневник.

Мужчина, доктор Нэш, позвонил мне в обед и рассказал, где найти его. Я была в гостиной, когда раздался звонок, и сначала не поверила, что он знал, кто я. "Посмотри в коробке из-под обуви, что стоит в шкафу, - сказал он в конце, - и ты найдёшь книгу". Я не поверила ему, но он оставался на связи, пока я искала, и он оказался прав. Мой дневник был там, завёрнутый в ткань.

Я осторожно достала его, будто могла повредить. Попрощавшись с доктором Нэшем, я присела около шкафа и начала читать. Каждое слово. Почему-то я нервничала. Казалось, этот дневник был чем-то опасным и запретным. Судя по тому, с какой тщательностью я его прятала.

Время от времени я отрывалась от чтения, чтобы проверить, который час. Услышав гул машины на улице, я тут же закрыла дневник и положила его на место.

Теперь я спокойна. Сижу на подоконнике в спальне и пишу. Это место мне знакомо, как будто я здесь частенько сижу.

Вся улица хорошо просматривается, в одном направлении ряд высоких деревьев, за которыми можно увидеть парк, в другом ряд домом и ещё одна более оживлённая дорога.

Я понимала, что хотя и держу дневник втайне от Бена, не случится ничего ужасного, если он его найдёт. Бен - мой муж, и я могу ему доверять.

Я ещё раз перечитала о том возбуждении, которое охватило меня вчера по дороге домой. Оно исчезло. Сейчас я чувствовала себя удовлетворённой. Спокойной.

За окном проезжали машины. Время от времени на улице появлялись люди: то мужчина, что-то насвистывающий, то женщина с ребенком, спешащие в парк. Где-то вдалеке самолёт, заходящий на посадку, словно застыл в движении. Дома напротив пустые, на улице тихо, за исключением свиста мужчины и лая собаки.

Утренняя сумятица со своей симфонией закрывающихся дверей, прощальных слов нараспев и рёва двигателей закончилась.

Я почувствовала себя одинокой в этом большом мире.

Начался дождь. Большие капли забрызгивали окно. Словно догоняя друг друга, они скатывались вниз. Я приложила руку к холодному стеклу.

Я оторвана от остального мира.

Я прочитала о посещении дома, в котором я жила вместе с моим мужем. Неужели я написала эти слова вчера? Такое ощущение, что они не мои. Ещё я прочитала о дне, который мне запомнился. О поцелуе с мужем в доме, который мы вместе купили столько времени назад, и, закрыв глаза, я снова увидела эту сцену. Сначала туманно и неясно, но затем картинка прояснилась, становясь всё чётче и чётче, в конце концов, настолько резкой, что даже начала давить своей интенсивностью.

Мой муж, рвущий на мне одежду. Бен, ведущий меня. Его поцелуи становятся всё настойчивее и глубже. Я вспомнила, что мы вместо того, чтобы съесть рыбу и выпить вино, мы занимались любовью, а  закончив, лежали на кровати так долго, как могли, переплетя наши ноги, моя голова на его груди, его рука гладила мои волосы, сперма сохла на моём животе. Мы молчали, окружённые, как будто облаком, счастьем.

- Я люблю тебя, - прошептал он, как будто он никогда прежде не говорил этих слов, и хотя он, наверняка, делал это много раз, они звучали по-новому. Запретные и опасные.

Я посмотрела на него, на щетину на его подбородке, его губы и линию носа.

- Я тоже тебя люблю, - прошептала я так, как будто эти слова были хрупкими. Он прижал моё тело к своему, а затем нежно поцеловал. В макушку, в лоб. Я закрыла глаза, и он поцеловал мои веки, едва коснувшись их губами. Я чувствовала себя в безопасности, дома. У меня было ощущение, как будто именно здесь, возле него, единственное место, где я должна быть. Единственное место, где я хочу быть. Мы лежали в тишине ещё какое-то время, прижавшись друг к другу, синхронно дыша. Мне казалось, что тишина может заставить длиться это мгновение вечно, и всё равно этого было бы недостаточно.

Бен разрушил чары.

- Мне нужно идти, - сказал он, и я открыла глаза и взяла его руку. Она была тёплой и мягкой. Я поднесла её к губам и поцеловала, почувствовав запах стекла и земли.

- Уже?

Он снова поцеловал меня.

- Да. Уже позже, чем ты думаешь. Я могу опоздать на поезд.

Моё тело протестовало. Быть отдельно от него казалось немыслимым. Невыносимым.

- Останься ещё чуть-чуть. Поедешь на следующем.

Он засмеялся.

- Я не могу, Крис. Ты же знаешь.

Я снова поцеловала его.

- Знаю.

После того как он ушёл, я приняла душ, решив уделить себе время, медленно намылилась, чувствуя воду на коже так, как будто это было какое-то новое ощущение.

В спальне я побрызгала тело духами и надела ночную рубашку и халат, а затем спустилась вниз в столовую.

Там было темно. Я включила свет. На столе стояла пишущая машинка, в которую был заправлен чистый лист бумаги, а рядом с ней небольшая стопка бумаги лицевой стороной вниз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза