Прежде, чем их повесят

— Не сейчас, конечно, но швы уберут, опухлость сойдёт, синяки рассосутся, короста заживёт и отпадёт. Наверное, ваш подбородок никогда не вернёт в полной мере свою форму, и ваши зубы, разумеется, не отрастут. Но, не сомневаюсь, то, что вы потеряли в части юношеского очарования, вам возместит дух опасности, стиль, суровая таинственность. Люди уважают тех, кто побывал в переделках, и к тому же вы вовсе не будете выглядеть, как развалина. Я даже уверен, девушки по-прежнему будут готовы терять от вас голову — если вы сделаете что-то достойное. — Он задумчиво кивнул. — Да. В общем, думаю, это пойдёт вам на пользу.

— На пользу? — пробормотал Джезаль, прижав руку к бинтам. — На пользу чему?

Но разум Байяза витал уже где-то в другом месте.

— Знаете, у Гарода Великого был шрам на щеке, и это ему никогда не вредило. Разумеется вы не увидите его на статуях, но из-за шрама люди сильнее уважали его при жизни. Поистине великий человек, Гарод. У него была блестящая репутация честного и надёжного, и действительно, часто он таким и был. Но он знал, как быть и другим, когда ситуация этого требовала. — Маг усмехнулся. — Я рассказывал вам, как он пригласил двух своих злейших врагов на переговоры? Ещё день не закончился, а он уже стравил их друг с другом. Позднее они уничтожили в битве свои армии, дав ему объявить победу над обоими, не сделав ни удара. Понимаете, он знал, что у Ардлика прекрасная жена…

Джезаль откинулся в телеге. На самом деле Байяз уже рассказывал ему эту историю, но не было смысла об этом говорить. Даже приятно было слушать её во второй раз, да и заняться больше было особо не чем. Было что-то успокаивающее в скучном бубнеже глубокого голоса старика, особенно теперь, когда солнце пробивалось через облака. Рот уже почти не болел, если только не шевелить им.

Так что Джезаль лёг на мешок с соломой, повернув голову набок, мягко покачивался от движения телеги и наблюдал, как мимо проплывает земля. Смотрел на ветер в траве. Смотрел на солнце над водой.

Один шаг за раз

Вест стиснул зубы, влезая на обледенелый склон. Его пальцы окоченели, ослабли и дрожали от того, что он постоянно хватался за холодную землю, за промёрзшие корни деревьев, за леденящий снег. Губы потрескались, из носа без конца текло, ноздри ужасно воспалились. Сам воздух резал горло, колол лёгкие и с хрипом вырывался наружу клубами пара. Вест раздумывал, не было ли решение отдать плащ Ладиславу худшим в его жизни. Он пришёл к выводу, что наверное было. Разумеется, за исключением спасения этой самолюбивой сволочи.

Даже когда Вест по пять часов в день готовился к Турниру, он и представить себе не мог, что можно так сильно устать. По сравнению с Тридубой лорд-маршал Варуз казался смехотворно мягким наставником. Каждое утро Веста будили до зари и почти не давали передохнуть, пока не померкнет последний свет. Северяне были машинами, все до единого. Мужчины, вырезанные из дерева, никогда не устававшие, не чувствовавшие боли. Каждая мышца Веста болела от их безжалостного темпа. Он весь покрылся синяками и царапинами от сотен падений и подъёмов. Ноги в промокших сапогах стёрлись и покрылись волдырями. А ещё в такт учащённому биению сердца в голове пульсировала знакомая боль, и огнём горела рана на черепе.

Вест мучился от холода, боли и усталости, но ещё хуже было непомерное чувство стыда, вины и поражения, которое с каждым шагом давило всё сильнее. Его отправили с Ладиславом, чтобы не случилось никаких катастроф. В итоге разразилась катастрофа почти непостижимого масштаба. Всё подразделение вырезано. Сколько детей осталось без отцов? Сколько жён без мужей? Сколько родителей без сыновей? Если бы только он сделал больше, в тысячный раз говорил себе Вест, сжимая замёрзшие ладони в кулаки. Если бы только убедил принца остаться за рекой, все эти люди, возможно, остались бы живы. Так много погибших. Он и не знал, жалеть их, или завидовать им.

— Один шаг за раз, — бормотал он себе, взбираясь по склону. Иначе никак. Если стиснешь зубы достаточно сильно, и сделаешь достаточно шагов, то сможешь добраться куда угодно. Один мучительный, усталый, замерзающий, виноватый шаг за раз. А что ещё поделать?

Как только они наконец добрались до вершины холма, принц Ладислав рухнул на корни дерева, как он делал по меньшей мере раз в час.

— Полковник Вест, прошу вас! — Принц задыхался, пар дыхания клубился вокруг его отекшего лица. Над бледной верхней губой блестели две дорожки соплей, словно у младенца. — Я не могу идти дальше! Скажите им…попросите остановиться, ради всего святого!

Вест чертыхнулся себе под нос. Северяне и так сердились, и всё меньше и меньше это скрывали. Но, нравилось Весту или нет — Ладислав всё ещё оставался его командиром. Не говоря уже о том, что он наследник престола. Вряд ли Вест мог приказать ему вставать.

— Тридуба! — прохрипел он.

Старый воин хмуро посмотрел через плечо.

— Лучше не проси меня остановиться, парень.

— Нам придётся.