Прежде, чем их повесят

— Вы решили посмотреть, а?

— С нас хватит. С Бетодом теперь какие-то странные парни. Эти, с востока, из-за Кринны, с костями и шкурами, знаете, вообще на людей не похожи. У них ни законов, ни жалости, и по-нашему почти не говорят. Ёбаные дикари. Бетод послал нескольких в ту крепость Союза, а они развесили все тела на стенах, на всех вырезали кровавые кресты, кишки наружу, гниют. Это не правильно. Да ещё Кальдер и Скейл раздают приказы, словно знают, как отличить говно от овсянки, словно их имена что-то значат, помимо имени их отца.

— Ёбаный Кальдер, — проворчал Тул, качая головой.

— Ёбаный Скейл, — прошипел Доу и плюнул на влажную землю.

— На всём севере нет пары ублюдков хуже, — сказал Трясучка. — А теперь, как я слышал, Бетод заключил сделку.

— Что за сделку? — спросил Тридуба.

Трясучка повернул голову и сплюнул через плечо.

— Сделку с ёбаными шанка, вот что за сделку.

Ищейка уставился на него. Все уставились. Недобрая весть.

— С плоскоголовыми? Как?

— Кто знает? Может, ведьма нашла способ поговорить с ними. Времена меняются, и быстро, и это не правильно. Всё это не правильно. Там многие парни этому не рады. И это ещё не говоря об этом Наводящем Ужас.

Доу нахмурился.

— Наводящий Ужас? Никогда о нём не слышал.

— Да где вы все были? Подо льдом?

Все посмотрели друг на друга.

— Вроде того, — сказал Ищейка. — Вроде того.

По дешёвке

— Сэр, к вам посетитель, — пробормотал Барнам. Его лицо почему-то было бледным, как смерть.

— Это очевидно, — отрезал Глокта. — Это он стучал в дверь, как я понимаю. — Он уронил ложку в едва тронутый суп и кисло облизал пустые дёсны. Сегодня вечером не еда, а какая-то особенная гадость. Уже скучаю по стряпне Шикель. Если бы только она не пыталась меня убить… — Ну, кто там?

— Это… э-э-э… это…

Через низкую дверь зашёл архилектор, пригнувшись так, словно не хотел потревожить свою безупречную белую шевелюру. А-а, сам вижу. Архилектор, насупившись, прошёл по тесной столовой, скривив губу, словно попал в канализацию.

— Не поднимайтесь, — бросил он Глокте. Я и не собирался.

Барнам сглотнул.

— Могу ли я предложить вашему преосвященству…

— Убирайся! — фыркнул Сульт, и старый слуга чуть не упал, спеша скрыться за дверь. Архилектор смотрел на него с иссушающим презрением. Добродушие нашей прошлой встречи кажется теперь почти забытым сном.

— Проклятые крестьяне, — прошипел архилектор, садясь за узкий стол Глокты. — В Колоне снова восстание, и этот мерзавец Дубильщик снова в центре всего. Кого-то согнали с земли, и это обернулось кровавым бунтом. Лорд Финстер совершенно неверно оценил настроения, и троих его стражников убили, а самого лорда разъяренная толпа осаждает в его поместье. Недоумок. К счастью, внутрь они попасть не смогли, так что удовлетворились тем, что сожгли половину деревни. — Он фыркнул. — Своей собственной проклятой деревни! Так поступают идиоты, когда злятся. Уничтожают то, что ближе, даже если это их собственный дом! Открытый Совет, разумеется, требует крови. Крестьянской крови, да побольше. Теперь нам придётся отправить туда Инквизицию, искать зачинщиков, или любых болванов, которые будут на них похожи. Повесить надо этого дурня Финстера, но такого варианта у нас нет.

Глокта прокашлялся.

— Я немедленно соберусь в Колон. — Ловить крестьян. Вряд ли я сам выбрал бы себе такое задание, но…

— Нет. Вы нужны мне для другого. Дагоска пала.

Глокта поднял бровь. Однако ж, не очень удивительно. Не настолько потрясающая новость, чтобы втиснуть в мою тесную квартиру такую фигуру, как его преосвященство.

— Похоже, гурков впустили по предварительному сговору. Предательство, разумеется, но в такое время… не очень удивительно. Военных Союза вырезали подчистую, но многих торговцев всего лишь взяли в рабство, а туземцев в основном отпустили. — Милость гурков, кто бы мог подумать? Значит, чудеса случаются.

Сульт сердито стряхнул пылинку с безупречной перчатки.

— Я слышал, что когда гурки ворвались в цитадель, генерал Виссбрук покончил с собой, чтобы не попасть в плен. — Вот это да. Не думал, что он на такое способен. — Он приказал сжечь своё тело, чтобы врагу на поругание ничего не досталось, а потом перерезал себе горло. Храбрый человек. Отважный поступок. Завтра в Открытом Совете ему воздадут почести.

Как это чудесно для него. Конечно, ужасная смерть и почёт намного предпочтительнее долгой жизни в безвестности.

— Разумеется, — тихо сказал Глокта. — Храбрый человек.