Прежде, чем их повесят

— Просто пытаюсь быть дружелюбным.

— Друзья! — фыркнула она, проходя мимо него к лошадям.

— А что? У тебя их тут так много, что ещё одному места не найдётся?

Она остановилась, повернулась наполовину, и посмотрела на него прищуренными глазами.

— Мои друзья долго не живут, розовый.

— Мои тоже, но думаю, с тобой я бы рискнул, если ты не против.

— Ладно, — сказала она, но лицо у неё не стало дружелюбнее. — Гурки завоевали мой дом, когда я была ребенком, а меня забрали в рабство. Они забрали всех детей.

— В рабство?

— Да, болван, в рабство! Покупают и продают, как мясо у мясника! Принадлежишь кому-то, и он делает с тобой всё, что хочет, как с козой, или собакой, или с землёй в саду! Это ты хотел узнать, друг?

Логен нахмурился.

— У нас на Севере такого обычая нет.

— Сссссс, — зашипела она, презрительно скривив губу. — Хорошо вам, блядь!

Перед ними показались развалины. Лес разрушенных колонн, лабиринт разваленных стен, земля вокруг которых была усыпана упавшими плитами длиной с человеческий рост. Обваливающиеся окна и пустые двери зияли, словно раны. Неровный чёрный силуэт, вырубленный на фоне летящих туч, был похож на гигантский ряд выбитых зубов.

— Что это был за город? — спросил Луфар.

— Не город, — сказал Байяз. — В расцвете Старого Времени, на пике власти императора, это был его зимний дворец.

— Всё это? — Логен прищурился и посмотрел на раскинувшиеся руины. — Дом одного человека?

— И даже не на целый год. Большую часть времени двор располагался в Аулкусе. А зимой, когда с гор сходят снега, император переводил свой двор сюда. Армия стражников, слуг, поваров, руководителей, принцев, детей и жён пересекала равнину, прячась от холодных ветров. Они на три коротких месяца занимали здесь свои резиденции в гулких залах, прекрасных садах и позолоченных комнатах. — Байяз покачал лысой головой. — В давнем прошлом, перед войной, это место сияло, как море под восходящим солнцем.

Луфар фыркнул.

— Так, значит, его разрушил Гластрод?

— Нет. Он был разрушен не в ту войну, а в другую, много лет спустя. В войну, которую вёл мой орден, после смерти Иувина, против его старшего брата.

— Канедиаса, — пробормотал Ки, — Мастера Делателя.

— Эта война была такой же жестокой, бесчеловечной и безжалостной, как предыдущая. И потерь было ещё больше. В конце концов оба оказались мертвы — и Иувин, и Канедиас.

— Не очень-то счастливая семейка, — пробормотал Логен.

— Да уж. — Байяз хмуро посмотрел на громадные развалины. — Со смертью Делателя, последнего из четырех сыновей Эуса[14], Старое Время закончилось. Нам остались одни развалины, гробницы и мифы. Мелкие людишки, которые стоят на коленях в длинных тенях прошлого.

Ферро поднялась в стременах.

— Там всадники, — рявкнула она, пристально глядя на горизонт. — Сорок, если не больше.

— Где? — бросил Байяз, прикрывая глаза. — Я ничего не вижу. — Как не видел и Логен. Только качающаяся трава и облака в вышине.

Длинноногий нахмурился.

— Я не вижу всадников, а я благословлен идеальным зрением. Мне часто это говорили…

— Хотите ждать, пока не увидите, — прошипела Ферро, — или уберётесь с дороги, пока они нас не заметили?

— Едем в развалины, — бросил Байяз через плечо. — И подождём, пока они уберутся. Малахус! Поворачивай телегу!

В развалинах зимнего дворца царили тени, спокойствие и разложение. Вокруг путников высились громадные руины, покрытые старым плющом, влажным мхом, помётом птиц и летучих мышей. Теперь этот дворец принадлежал животным. Из тысяч гнёзд, свитых высоко в древней каменной кладке, пели птицы. Пауки сплели в покосившихся дверных проходах огромные блестящие паутины, отяжелевшие от искрившихся капель росы. Крошечные ящерицы грелись на солнце в пятнах света на упавших плитах, и разбегались, когда подходили люди. Грохот телеги и стук копыт по разбитой земле эхом отражались от скользких камней. Вода повсюду капала, стекала и сбегалась в скрытые лужи.

— Подержи, розовый. — Ферро сунула свой меч Логену в руки.

— Ты чего делаешь?

— Жди здесь и не высовывайся. — Она дёрнула головой наверх. — Я послежу за ними оттуда.

Мальчишкой Логен не слезал с деревьев, росших вокруг деревни. В молодости провёл много дней на Высокогорье, испытывая себя против гор. Зимой в Хеонане горцы удерживали высокий перевал. Даже Бетод думал, что их не обойти, но Логен смог забраться по замёрзшему утёсу и свёл с ними счёты. Но здесь он не видел, как взобраться. Если нет только часа-другого в запасе. Утёсы из накренившихся каменных блоков, покрытые высохшими ползучими растениями; шаткие скалы, сложенные из камней, скользкие от мха — под быстро мчавшимися наверху облаками казалось, что они вот-вот наклонятся и упадут.

— Как ты собираешься подняться…

Ферро уже проползла полпути по колонне. Она не столько карабкалась, сколько ползла, как насекомое, переставляя одну руку за другой. Немного помедлила, нашла удобную опору и прыгнула в воздух, прямо у Логена над головой, приземлилась на стену позади него и вскарабкалась на неё, осыпав его лицо фонтаном отвалившегося известкового раствора. Села наверху на корточки и хмуро посмотрела на Логена.