Прежде, чем их повесят

Сам северянин был какой-то загадкой. Когда Джезаль впервые его увидел, когда тот стоял, раззявив рот, перед воротами Агрионта, он показался ему всего лишь животным. Но здесь, в диких землях, были другие правила. Здесь нельзя было просто отойти от человека, который тебе не нравился, а потом изо всех сил избегать его, принижать в компании и оскорблять его за спиной. Здесь надо было держаться тех спутников, что имелись, и в связке с северянином Джезаль постепенно стал понимать, что Девятипалый, в конце концов, просто человек. Да, с виду глупый, страшный и жутко уродливый. По части ума и культуры он был на ступеньку ниже самого отсталого крестьянина на полях Союза, но Джезаль вынужден был признать, что из всей группы северянин был тем, кого он ненавидел меньше всех. Он не был таким помпезным, как Байяз, или настороженным, как Ки, или хвастливым, как Длинноногий, или просто злобным, как Ферро. Джезаль не постыдился бы спросить мнение фермера о том, как выращивать зерно, или мнение кузнеца о том, как делать оружие, какими бы грязными, низкими или низкорожденными они не были. Так почему не проконсультироваться у закоренелого убийцы на тему насилия?

— Как я понимаю, ты водил людей в битву, — попробовал начать Джезаль.

Северянин потемнел, медленно посмотрев на него.

— И не раз.

— И сражался в поединках.

— Ага. — Он почесал неровные шрамы на покрытой щетиной щеке. — Я так выгляжу не потому, что руки тряслись, когда брился.

— Если б у тебя так тряслись руки, ты, наверное, отрастил бы бороду.

Девятипалый хмыкнул. Джезаль уже почти привык к его внешнему виду. Конечно, это всё ещё было жутковато, но теперь северянин больше походил на добродушную обезьяну, чем на безумного убийцу.

— Наверное, — сказал он.

Джезаль немного подумал. Ему не хотелось показаться слабым, но честность может завоевать доверие простеца. Если сработало с собаками, то почему бы не попробовать и с северянином?

— Сам я, — попробовал он, — ни разу не сражался в настоящей битве.

— Да ну?

— Правда. Мои друзья сейчас в Инглии, сражаются с Бетодом и с его дикарями. — Девятипалый покосился на него. — Я имею в виду… как сказать… сражаются с Бетодом. Я бы тоже был с ними, если бы Байяз не попросил меня отправиться в это… путешествие.

— Для них утрата, для нас приобретение.

Джезаль быстро посмотрел на него. Из более утонченного источника это звучало бы почти как сарказм.

— Эту войну, разумеется, развязал Бетод. Бесчестное и ничем не спровоцированное деяние.

— На этот счёт никаких возражений ты от меня не услышишь. У Бетода особый дар развязывать войны. Лучше этого ему удается только заканчивать их.

Джезаль рассмеялся.

— Не хочешь же ты сказать, что думаешь, будто он может победить Союз?

— Он побеждал и в худших условиях, но тебе виднее. Не у всех есть твой опыт.

Смех застрял в горле Джезаля. Он был почти уверен, что в словах северянина ему послышалась ирония, и это заставило его на миг задуматься. Может, Девятипалый смотрит сейчас на него из-под этой покрытой шрамами, медлительной, избитой маски и думает: "ну что за дурачок"? Неужели Байяз был прав? Что в конце концов от северянина можно чему-то научиться? Был лишь один способ это узнать.

— На что похожа битва? — спросил он.

— Битвы как люди. Не бывает двух совсем одинаковых.

— Что ты имеешь в виду?

— Представь, что просыпаешься ночью и слышишь грохот и крики, вылезаешь из шатра на снег, штаны падают, и ты видишь, что люди вокруг убивают друг друга. В лунном свете ничего не видать, и никак не понять, где враги, а где друзья, и нечем сражаться.

— Затруднительное положение, — сказал Джезаль.

— Точно. Или представь, что ползёшь в грязи, среди топающих сапог, пытаясь убраться прочь, но не знаешь куда, со стрелой в спине и порезом от меча на заднице, визжишь как свинья и ждёшь, что сейчас копьё проткнет тебя насквозь, копьё, которого ты никогда не увидишь.

— Неприятно, — согласился Джезаль.

— Очень. Или представь, что стоишь в круге щитов десяти шагов в ширину, которые держат орущие во всю глотку мужики. В круге только ты и ещё один человек, и у него репутация самого сурового гада на Севере, и только один из вас может выйти из круга живым.

— Хм-м-м, — пробормотал Джезаль.

— Именно. Нравится тебе что-то из этого? — Джезалю не нравилось, и Девятипалый улыбнулся. — Вряд ли, и знаешь что, если честно? Мне тоже не нравится. Я участвовал во всех видах битв, стычек и сражений. Большая часть из них начиналась в хаосе, и все в нём заканчивались, и не раз в какой-то миг я едва не обсирался.

— Ты?

Северянин хохотнул.

— На мой взгляд бесстрашие — это бахвальство дураков. Не боятся только мёртвые, или, может, ещё те, кто скоро умрут. Страх учит осторожности, уважению к врагу, и тому, как избегать острых предметов. Поверь мне, всё хорошо на своём месте. Страх может вытащить тебя живым, и это самое лучшее, на что можно надеяться в любом сражении. Каждый, кто хоть чего-то стоит, чувствует страх. В расчёт идёт только то, как ты его используешь.

— Бояться? Такой твой совет?