Прежде чем их повесят

— Дрянной Союз! — выругался Доу. — Его войска всегда можно застать врасплох! Сколько уже мы идем за Бетодом с юга, а они пропускают его без боя! А теперь он за стенами, при пище и воде, довольный и счастливый, и нас поджидает!

Тридуба щелкнул языком.

— Что теперь плакать, верно? Бетод обвел тебя уже пару раз, как я помню.

— Ха. Сволочь ловко умеет оказываться там, где его не ждут.

Ищейка взглянул на крепость, на реку, на длинную долину и пригорок на том берегу, заросший лесом.

— Он поставит людей на том хребте и в лесу вокруг рва, я почти уверен.

— Все просчитал, да? — спросил Доу, глядя в сторону. — Теперь нам остается выяснить только одно. Она у тебя уже сосала?

— Что? — Ищейка растерялся, не зная, что ответить. Тул расхохотался. Сам Тридуба тоже хмыкнул про себя. Даже Молчун издал странный звук — как вздох, только громче.

— Ведь простой вопрос, верно? — спросил Доу. — Да или нет? Сосала?

Ищейка нахмурился и сгорбился.

— Дерьмо.

Тул еле удерживался от хохота.

— Дерьмо? Она навалила на него? Ты был прав, Доу, в Союзе они делают по-другому.

Тут уж расхохотались все — кроме, конечно, Ищейки.

— Да пошли вы все, — прорычал он. — Можете друг у друга пососать. Тогда хотя бы заткнетесь.

Доу похлопал его по плечу.

— Не думаю. Ты знаешь, как Тул любит говорить с набитым ртом!

Тул прижал ладонь к лицу, и от смеха у него из ноздри вылетела сопля. Ищейка сердито посмотрел на него, но с тем же успехом можно было пытаться взглядом остановить камнепад. Не помогло.

— Ладно, лучше затихните, — пробормотал Тридуба, впрочем, продолжая улыбаться. — Кому-то стоит подобраться поближе. Надо посмотреть, сможем ли мы выяснить, где мальчики Бетода, до того как войска Союза повалят по этой дороге, как кучка идиотов.

У Ищейки упало сердце.

— Кому-то? И кому же из вас, сволочей?

Черный Доу улыбнулся и похлопал Ищейку по плечу.

— Думаю, кто грел свой сучок вчера ночью, с утра может и померзнуть, а, парни?

* * *

Ищейка крался между деревьями, держа лук и стрелу наготове, но не натягивал тетиву, опасаясь случайно прострелить себе ногу или еще что. Он раньше видел такое и не собирался скакать на одной ноге в лагерь и объяснять остальным, откуда у него в ноге собственная стрела. Он станет посмешищем навеки.

Ищейка опустился на колени и стал вглядываться сквозь деревья, просмотрел на землю — голая бурая земля, пятна снега, мокрые сосновые иголки и… Ищейка затаил дыхание. На земле был след ноги. Наполовину в грязи, наполовину в снегу. Снег падал и таял, падал и таял безостановочно. Сегодня след не продержится долго. Значит, свежий. Ищейка понюхал воздух. Никакого запаха, но на морозе труднее что-нибудь унюхать — нос окоченел. Ищейка двинулся туда, куда указывал след, оглядываясь вокруг. Вот еще след и еще. Кто-то явно шел этим путем, и недавно.

— Ты Ищейка, верно?

Он застыл, сердце заколотилось, как каблуки по лестнице. Ищейка повернулся посмотреть, откуда донесся голос. В десяти шагах на поваленном дереве сидел человек. Прислонившись спиной к большой ветке, он закинул руки за голову и вытянулся, словно собирался спать. Длинные черные волосы падали на лицо, но один глаз внимательно следил за Ищейкой. Человек медленно сел прямо.

— Это я оставлю здесь, — сказал он, показывая на тяжелый топор, наполовину ушедший в гнилой ствол, и на круглый щит, прислоненный рядом. — Теперь ты видишь, что я хочу поговорить, и я хочу сдаться. Что скажешь?

Ищейка поднял лук и натянул тетиву.

— Сдавайся, если должен, но, если попробуешь что-нибудь выкинуть, я прострелю тебе шею.

— Справедливо. — Длинноволосый соскользнул со ствола, оставив оружие позади, и вышел вперед между деревьями. Он шел, наклонив голову, но все равно оставался высоким, подняв руки ладонями наружу. Мирный с виду, что и говорить, но Ищейка не хотел никаких неожиданностей. Мирный с виду и мирный — вещи разные.

— Могу напомнить, — произнес человек, подойдя ближе, — чтобы сразу добиться доверия между нами, что ты меня не замечал. Будь у меня лук, я мог бы пристрелить тебя на месте. — Это была правда, но Ищейке она не понравилась.

— А у тебя есть лук?

— Нет, так получилось.

— Это твоя ошибка, — отрезал Ищейка. — Стой там.

— Конечно, — ответил человек, останавливаясь в нескольких шагах.

— Ладно, я Ищейка, и ты это знаешь. А ты-то кто?

— Помнишь Гремучую Шею?

— Конечно, но ты — не он.

— Нет, я его сын.

Ищейка нахмурился и чуть сильнее натянул тетиву.

— Лучше тебе в следующий раз ответить правильно. Девятипалый убил сына Гремучей Шеи.

— Это правда. Я другой его сын.

— Но он тогда был ребенком… — Ищейка замолчал, подсчитывая зимы. — Черт. Неужели так давно?

— Так давно.

— Ты подрос.

— Мальчики растут.

— Теперь у тебя есть имя?

— Меня зовут Лихорадкой.

— Это почему?

Человек улыбнулся.

— Потому что враги дрожат от страха, встретив меня.

— Даже так?