Ей было холодно, а внутри странно и противоречиво. Она не знала, как нужно себя чувствовать после такого, что нужно сделать и что произнести дальше.
Том в своей манере не смел нарушать тишину, наблюдая за тем, как она себя поведёт. Ему, как всегда, было интересно проследить за ней, дать возможность выразить настоящую себя, столкнуть в её голове иллюзорные идеалы, в которые она обычно бросала себя. И это был повод заколебаться: удалось ли ему слепить её полностью под себя или нет?
Это напомнило, как его призрак метался в догадках: сделал ли он достаточно, чтобы она осталась рядом с ним? Тогда он приложил немало усилий и результат, всё-таки, удовлетворил. Сейчас же усилий было приложено ещё больше, но до конца ли она смогла принять себя такой, какой её раскрыл Том?
Разумеется, она же в тот раз даже смогла преодолеть свою боль, хоть и не без его помощи. Правда, речь уже шла не о возврате в настоящий день, а о жизни её друга. Но что ему мешает снова помочь ей?
— Мне холодно, — наконец, произнесла она хриплым голосом, медленно натягивая на себя одеяло до нижней части лица.
Том нащупал в диване палочку и плавно закрыл окно, продолжая молчать и ждать. Сначала Гермиона скользнула по комнате пустым взглядом, затем посмотрела поверх одеяла, а после встретилась с его взором, который, как обычно, ничего не выражал, что всегда приводило её в смятение.
И ей стало не по себе.
Она не имеет представления даже, что говорить в таких ситуациях. Её волнует сейчас абсолютно всё: и слова Дамблдора, и проведённая ночь с Томом. И что же возьмёт верх?
Жажда.
Она медленно повернулась к нему и просунула под одеялом руку к его запястью, даже не сжала, но коснулась, словно проверяя прошедшую ночь на действительность.
Это рассмешило и заставило дальше не предпринимать ничего, а спокойно выжидать её следующих шагов, ведь это так любопытно: заставлять её колебаться, выбирать правильный шаг, правильный жест и слово.
Она не вынесла взгляд, смутилась, но не разъединила касание, опустила ресницы и тихо вздохнула.
Ей было больно как морально, так и физически. Том чувствовал, как от любого движения её пронзает тупая тянущая боль, напоминающая о безумстве темноты и заставляющая едва заметно дрожать. Её тело совсем не отошло от шока и всё, абсолютно всё, напоминало ей об этом.
Что же, если он вполне разучил её моментально приходить в разбитое состояние и пускать сопли в ту же минуту, когда она чувствует безысходность, то её смущение никуда не делось. Кажется, этого в ней было не отнять.
— Смелее. Выброси страх.
Она снова подняла на него взгляд, пристально рассмотрела неподвижные зрачки, чуть сжала губы, размышляя о чём-то своём, и, наконец, немного приподнялась, чтобы приблизиться к нему. Её лицо исказилось от боли, она поморщилась и упала головой на подушку, так и не достигнув цели.
Том тут же показал насмешливую улыбку, сам наклонился к ней и выразил всю невинность взглядом.
— Больно?
— Бывало больнее, — хрипло отозвалась она.
Тот выгнул бровь, ожидая продолжения.
— Я ещё помню, как ты тащил меня через половину школы с раненой ногой и применял непростительное заклятие.
Прекрасно, она нашла интересный способ, как избавить себя от крайностей — поиронизировать. Это было оригинально и совсем не в её стиле. Это было в его стиле, и она уже примеряла его на себя.
— Мог бы и предложить что-нибудь от этого…
— Клин клином вышибают, — легко отозвался Том, продолжая сохранять невинность во всём выражении лица, а внутри удовлетворённо подмечать, как манера её общения совсем изменилась с момента, когда они встретились впервые.
— Только не говори, что мне следует тебя послушать, — быстро проговорила Гермиона и неожиданно тихонько засмеялась.
Он расслабился и отвёл взгляд в сторону, понимая, что и правда приложил достаточно усилий на то, чтобы поменять все её реакции на события: даже те, что ей не приходилось переживать.
— Следует, но, боюсь, тогда мы упустим самое важное, — спокойно отозвался Том, отстраняясь от Гермионы, чтобы встать с дивана. — Поднимайся, нужно придумать чай, достать свежую газету и обсудить всё.
Её нисколько не задели его приоритеты, его отношение, словно ничего между ними не происходило, она даже не бросилась в смущение или разочарование, а лишь, наоборот, заинтересованно сверкнула глазами, наблюдая за тем, как Том натягивает брюки, рубашку и быстро застёгивает ремень и маленькие пуговицы. Спустя несколько секунд, поморщившись, она оттолкнулась от подушки и издала страдальческий стон, который быстро утих.
— Тебе нужно пройтись, — быстро сказал он, поправляя воротник помятой белой рубашки.
— Мне нужна ванная, — не согласилась Гермиона, на что Том усмехнулся, применил к одежде выглаживающее заклинание и отвёл в сторону лукавый взгляд.
— У тебя есть десять минут, пока я не вернусь, — ответил он, обув туфли и направляясь из гостиной. — Из комнаты первый поворот налево.
— Куда ты? — тут же спросила та, полностью принимая сидячее положение, прячась под одеялом.