Прежде чем мы проиграем (СИ)

— И тогда об этом узнает вся школа. Нет, Рон. Я не хочу, чтобы об этом говорили на каждом углу. Именно поэтому, Гарри, я долго не решалась говорить тебе хоть что-то. Это было… слишком сложно.

Гарри с самым невероятным состраданием смотрит ей в глаза, поблёскивая зрачками, и опускает голову.

— Я… долго не понимал, почему ты отстраняешься от нас. Теперь мне всё ясно, — неживым голосом отзывается он, но тут же быстро и яростно добавляет: — Тем не менее, Рон прав! Гермиона, пойми: нельзя оставлять этого… мерзавца не наказанным!

— Он наказан, Гарри, — убедительно отвечает Гермиона. — И у него даже стёрта память, чтобы… чтобы стало так, словно ничего подобного не было.

— Но Гермиона!.. — продолжает возражать Рон, наклоняясь к ней ещё ближе и сжимая кулаки.

— Рон! Я прошу тебя! Я уже пережила это, и он понёс наказание! — твёрдым голосом протестует та, и друзья сдаются, боясь обрушить выставленные стены, ограждающие Гермиону от тех воспоминаний. — Прошло несколько месяцев, я переборола в себе этот ужас и… если мы будем продолжать… я не хочу больше никогда говорить об этом!.. Пожалуйста…

Они снова сострадают ей и в этот раз молчат, не смея нарушить воцарившуюся тишину.

— Мне на самом деле очень неловко и… стыдно, — признаётся, наконец, Гермиона и отворачивается.

Решив воспользоваться именно таким аргументом, как изнасилование, Гермиона не предполагала, что ей реально станет стыдно говорить об этом, а затем смотреть в глаза Гарри и Рону.

Они мальчишки, хоть и друзья.

Они имеют мужскую природу, и от других их отличает лишь контроль и другие жизненные ценности.

Однако Гермиона чувствует прилив довольства от того, что ей удалось сделать: ей удалось убедить их, обосновать своё поведение и избежать ненужных вопросов.

Наверное, Том гордился бы ею.

И в самом деле, нет ничего сложного, когда говоришь правду, но не договариваешь — это убедительно звучит и даже не обман.

Внезапно Гермиона дергается и ей приходит мысль о том, что Риддл всегда пользовался такой стратегией, но пользуется ли сейчас?

Несомненно, она знает далеко не всё, но и Том тоже не сразу черпает найденные ею знания. И всё же, мотивы Гермионы в его отношении чисты, а наоборот? Может быть, он до сих пор говорит ей часть правды, умалчивая о многом, что в итоге приводит только к поверхностным выводам, а на самом деле за ними кроется ещё куча другого?

Гермиона тут же отбрасывает от себя неприятные мысли, лишь пропуская в голову одну единственную: нужно заставить Тома доказать своё доверие так же, как он заставил это сделать её.

В груди снова начинает растекаться яд, проедающий всё, что встречается на пути.

Им необходимо уже увидеться. Три дня было терпимо, но четвёртый день становился невыносимым.

— Вы слышали, когда нас отправят в Лондон? — тут же спрашивает и пристально всматривается в лица друзей.

— Завтра утром. Профессор Макгонагалл хочет поскорее отправить студентов, видимо, страшась опасности и возвращения Пожирателей, — отвечает Гарри, наконец, переводя взгляд на свою палочку, продолжая сжимать и разжимать её в ладони.

Это было разумно: всем уже стоило покинуть школу и прийти в себя от произошедшего.

— Отлично, — облегчённо произносит Гермиона, глубоко вздыхает и начинает подниматься с пола. — Тогда… я пойду собираться и отдыхать. До завтра.

Ребята кивают, провожая подругу взглядом, а затем отворачиваются и начинают ошарашено переглядываться.

Уже прошла половина ночи, осталось пережить рассвет.

Гермиона оказывается в спальне, где уже давно спали девчонки, быстро достаёт собранный ранее чемодан, закидывает туда последние вещи, застёгивает с громким щелчком замок и медленно опускается на кровать, прикрывая глаза.

Ещё немного и она будет в Лондоне.

На утро она с нетерпением выжидала, когда все доберутся до станции, рассядутся по местам, и поезд двинется в город.

Они почти не разговаривали на пути домой, лишь мельком обсуждали, что делать с медальоном, оказавшимся подделкой, и кто такой Р.А.Б.

Никакой информации в библиотеке школы не было, Гермиона лишь умудрилась стащить книгу о крестражах и спрятать в куче своих вещей, только что с ней делать и какой план действий развивать дальше — она не имеет представления.

Она не может позволить Гарри искать свою собственную смерть, но и не может оставить его одного в поисках крестражей. И сколько она не думала об этом, а верный вариант не приходил в голову.

Нужно обсудить всё с Томом. Он наверняка уже придумал, что им делать дальше.

Подумав о нём, Гермиона снова чувствует ужасную тоску, а нетерпение накрывает огромной волной — ей хочется лично подогнать поезд, чтобы он прибыл хотя бы на немного раньше положенного времени.

Не только в их купе было тихо и спокойно: во всём вагоне стояла мёртвая тишина, и если кто-то выходил в проход, то лишь редко слышал чужие тихие голоса, спокойно обсуждающие что-то.

Солнце клонится к закату, сменяя тёплые летние лучи на прохладные и золотистые, а Гермиона, наконец, дожидается, когда поезд замедлит свой ход, пару десятков минут сбавляет скорость и останавливается на платформе.