Том наконец обращает внимание на неё — ей всегда кажется, что он нарочно сохраняет неприступность к себе, выделяя столько времени каждому, сколько считает нужным и чтобы никто из собеседников не почувствовал себя более расположенным к нему. Он так умело прячет свой интерес или необходимость, что невольно до сих пор веришь в его отстранённость и чуждость, никогда не забывая, каким холодным и далёким он может быть, буквально как год назад, когда навещал её в школе первые разы. Или когда крестраж признался, что он ненастоящий и что он Том Риддл — ей не забыть тот циничный взгляд, проникающий буквально под кожу острым кинжалом, и ту грёбаную улыбку, которая восхваляла его несокрушимую безоговорочную победу.
Сейчас его взгляд сканирующий — очевидно, выискивает в ней прячущиеся ощущения и мысли и в который раз убеждается, что всё получается как нужно. В очередной раз ощущает вкус своих достижений, потому что расслабляется, и взор превращается в привычный непроницаемый, — хватает её за руку и неторопливо ведёт к столу, принадлежащему факультету Слизерин.
Он садится на лавочку, достаёт кипу каких-то помятых пергаментов и перо, выискивает среди них нужный и расправляет, чтобы начать что-то писать. Точнее, продолжить на том месте, где заканчивается какое-то повествование.
— Сядь.
Гермиона послушно садится рядом и заглядывает в пергамент, различает косой угловатый высокий почерк ровной высоты букв — таким явно подписывают поздравления на открытках или сувенирах — но глаза почему-то не могут вычитать содержимое, словно какие-то мысли вытесняют новую информацию. Она подпирает голову ладонью и пристально смотрит на растрёпанную густоту волос, покрытую пылью, взгляд скользит по острым очертаниям, замечая малейшие движения скул, видя, как они напряжены и как зубы явно сильно сжаты.
В какой-то момент он переводит взгляд на неё и задумчиво смотрит в ответ, а затем снова углубляется в писанину. Его рука быстро скользит по пергаменту, а в глазах отпечатывается написанное — Гермиона снова смотрит на предложения и пытается поймать смысл.
«…узнал план Дамблдора и согласился с ним. Гарри Поттер умер от убивающего проклятия Волан-де-Морта, придя незамедлительно в лес и даже не оказав сопротивления. Я обнаружил себя и уличил момент, чтобы уничтожить Нагайну, когда тот натравил её на меня, потому что мои догадки оказались верны — Бузинная палочка считает меня своим хозяином.
Любой ценой мне нужно узнать о Дарах смерти — мне нужно заполучить их там, а не здесь. С помощью них я начну ограничивать себя в крестражах, я обязательно дойду до мысли, что они не представляют какой-то важности, и даже наоборот, найду их не перспективными и наносящими ущерб.
И самое важное: моё незнание этого мира сработало, как и должно. Я ничего не должен знать об этих пергаментах так же, как и не знал здесь до определённого момента.
Гермиона знает историю будущего, попроси её рассказать об этом, найдите момент перелома, где всё станет не так, как написано в магической истории. Если понадобится, даже спровоцируйте момент, в котором мир не станет прежним.
И самое главное: не рассказывайте мне ни о чём — в этот раз есть один-единственный шанс, чтобы изменить моё будущее.»
Брешь в стене не появилась, а смысл прочитанного так и остался витать где-то за границами разума, охраняемого чем-то невидимым и очень мощным — в ней появилось столько сдержанности, что Гермиона даже не подозревала, насколько сильной выдержкой обладает Том, чувствуя её теперь в себе.
Его пальцы торопливо складывают все пергаменты, чтобы спрятать их во внутренний карман плаща, а глаза, как гипнотизирующий кулон, пристально смотрят на неё и снова выискивают то, что, возможно, он не смог заметить в первый раз.
Ничего не найдя, он достаёт из кармана сигареты, вставляет ей в губы одну и тут же подкуривает сначала ей, потом себе. Дым начинает между ними парить, и не сразу Том берёт за руку, не сводя с неё оценивающего и пристального взгляда ищейки.
— Твой друг мёртв.
Он так легко это говорит — Гермиона уверена, что специально. Он наносит самый сильный удар — может быть, это сможет разрушить прочные стены чертогов, которые он долго выстраивал своими руками, выкладывая плитку таким образом, чтобы ей даже некуда было бежать?
И Гермиона, выдыхая густой дым, задумывается: а есть ли какой-то смысл ломаться на кусочки, если ей вновь придётся собрать себя и сделать то, зачем они оба тут сидят?
Она давно знала и сживалась с мыслью, что Гарри должен умереть, если она хочет в чём-то помочь Тому. Выбор был совершён уже давно, хоть и без её точного ответа, но все её действия были направлены к этому самому моменту, когда они остались вдвоём, и последний ход в этой игре принадлежит ей.