Прежде чем мы проиграем (СИ)

— Твою мать, Грейнджер, ты такая сентиментальная, — мягко усмехнулся Том, опуская ресницы вниз. — Ты же знаешь, ничего не изменится, будь я жестоким или мягким с тобой.

— Когда ты спокойный, я чувствую себя лучше, — пыталась настоять на своём Гермиона, сдерживаясь, чтобы не поднять глаза и не посмотреть в заострённое лицо.

— Ты всегда чувствуешь себя лучше, когда я рядом, и дело не в моём спокойствии, — продолжил мягко усмехаться тот, медленно схватил за предплечье и подал слабый импульс тепла, — а хотя бы в этом.

Гермиона тут же подняла глаза и посмотрела на тонкие губы. Не возникло мысли даже укрощать секундный порыв — она соприкоснулась с лицом и судорожно выдохнула в губы. Том хотел прощупать её одержимость, понять, что именно чувствует, соприкасаясь с магией и вдыхая её в себя.

— Давай, Грейнджер, сделай это ещё раз, — снова слыша себя со стороны сквозь щёлканье тока, с задорной ноткой в голосе произнёс Том.

Та притянулась к губам, но он, чуть подняв голову, ускользнул от касания, глядя на дрогнувшие уголки сквозь полуопущенные ресницы. Гермиона предприняла ещё одну попытку, загораясь бездумным желанием достигнуть цели, но тот вздёрнул голову ещё выше, расплываясь в улыбке.

— Ну же! Вытяни магию…

Гермиона сверкнула рассеянным взором, резко вцепилась в плечо и поймала губы, жадно завладевая ими и оттесняя Тома назад. На несколько секунд он поддался её грубости, но неожиданно сам стал сдавливать Гермиону, не понимая, что не может в этот раз расслабиться и открыть себя. Что-то внутри упорно не позволяло обнажить чувства, наоборот, заставляя вытягивать магию самому. Привкус недавно испытанного величия и силы сладко защекотал нервы, проявляя в нём желание ощутить восторг и напитаться магией, как изголодавший до одури волк.

Том не почувствовал, как снова причиняет пальцами и губами боль, гоняясь за превосходством и мощью. Он вцепился в воротник, с силой притягивая к себе Гермиону, чтобы она не пыталась отшатнуться, всхлипывая от боли. Разум, как и глаза, заволокла мутная и плотная пелена тумана, полностью подавляя какую-либо здравую мысль. Пальцы вонзились в волосы, сжимая их до побелевших костяшек, и всем телом Том начал оттеснять Гермиону, заставляя её опуститься на диван. Он навис над ней и даже не почувствовал, как дрожащие ладони пытаются оттолкнуть его, упираясь в грудь. Она заскулила грудным голосом, плотно сжимая губы, страшась того, что болезненные ощущения станут невыносимыми, но непоколебимость и неукротимость Тома не оставляла практически шансов, как не поддаться ему. Гермиона судорожно выдохнула, на мгновение расслабляя лицо, и тут же почувствовала, как язык захозяйничал во рту, а глаза сверкнули звериным огоньком, полностью выводя одержимый разум из строя.

С каждой секундой Том с большей жадностью выискивал необходимое, но ничего подобного не находил, и это приводило к приступу бешенства. Успокоительное зелье окончательно перестало действовать, движения становились резкими и властными, а зубы задрожали от обволакивающего тепла, но его настолько было недостаточно, что хотелось буквально выжимать Гермиону, как лимон. Пальцы выпустили волосы и тут же вцепились в шею, нащупывая пульсирующую артерию, трепещущую от испуга, что начал оседать неприятно на кожу. Том невольно поморщился, противясь ужасным ощущениям, и подал огромную волну тепла, чтобы задавить страх, бушующий в Гермионе. Она судорожно захрипела от нехватки воздуха и немного закатила глаза, мёртвым захватом стягивая рубашку на груди, больно царапая сквозь неё кожу, и только после этого Том отдалённо сообразил и уловил мысль сквозь треск тока и стук крови в ушах, что Гермиона не может расслабиться и позволить нащупать мерцающую нить.

Не понимая, откуда взялись силы на то, чтобы разъединить губы, он отпрянул буквально на пару миллиметров и злостно прошипел, дико всматриваясь в расплывчатые мягкие очертания женского лица:

— Расслабься.

Этой секунды хватило, чтобы Гермиона глотнула воздух. Том снова впился в опухшие губы, продолжая жестоко срывать скользящее по ним тепло. Та перестала царапаться и попыталась смириться с болезненными ощущениями, пока он не задушил её, безумно выискивая ниточку. Гермиона приоткрыла дрожащие губы и постаралась отозваться страстной жестокости, нащупывая свою чувственность, дремлющую из-за боли. Том проявил ещё больше тепла, заставляя её глухо застонать, и ощутил её душевную подавленность и уступчивость силе, набирающей обороты. Тонкие пальцы разжались и отпустили рубашку, скользнув за спину, и Том ощутил, как Гермиона стала поддаваться плавящему теплу, превращая её в вязкую жидкость, способную принимать форму любого сосуда.