– О, Мэтт. Как мне жаль. Она была такой прекрасной женщиной.
Мне перехватило горло.
– Рак яичников. Элизабет считала, что Александр должен что-то сделать, но он был слишком занят делами фирмы. Моя мать умирала, а ее сыновья ссорились о том, кто должен заботиться о ней. Такая глупость. – Я отвернулся. – Мой брак все равно трещал по швам. Элизабет изо всех сил хотела забеременеть, а я был за тысячу миль, на другом конце страны. Думаю, подсознательно она считала, что я нарочно ее избегаю. А я думал, что она – эгоистка. Мы оба были хороши.
Она кивнула:
– А что потом?
– Пока я был в Лос-Анджелесе, ухаживая за умирающей мамой, Элизабет завела роман с моим приятелем и нашим коллегой Брэдом, он продюсер в Нэшнл Джиогрэфик. Восемь лет брака – пуффф! – я сделал жест руками, показывая, как наш брак взлетел на воздух.
– Восемь лет? Я думала…
– Что?
– Не важно. Мне правда очень жаль, Мэтт. Я не знаю, что тут сказать.
– Скажи мне одну вещь: почему ты ушла?
– Когда?
– Почему ты не оставила даже записки, когда уехала в Европу? Просто взяла и ушла.
Казалось, она не понимала.
– Что ты имеешь в виду? Я ждала. Ты мне не звонил.
– Нет, я и не мог. Я больше не мог никому звонить. Единственная, кому я мог звонить, была мама, потому что ей я звонил за ее счет. У меня кончились деньги. У нас сломалась машина, и мы застряли в деревне, а вокруг нас на тысячи миль были только тропические леса. Я думал, ты это понимала.
Она казалась потрясенной.
– А та статья в фотожурнале? В ней прямо говорилось, что тебя взяли в
– Когда? В девяносто седьмом?
– Ну да. – Она залпом опрокинула свой бокал вина. – Там было фото, как ты делаешь, ее фото, и говорилось, что вы с ней собираетесь на полгода в Австралию.
– Я даже никогда не видел статьи, о которой ты говоришь, так что не уверен, что ты имеешь в виду. Элизабет звала меня поехать в Австралию, но я отказался. Когда стажировка кончилась, я вернулся сюда, к тебе, но тебя уже не было.
– Нет, – затрясла она головой. – Я думала, ты едешь в Австралию. Поэтому я в конце концов вошла в оркестр Дэна.
Теперь я тоже качал головой:
– Нет, я не поехал ни в какую Австралию. Я вернулся сюда в конце августа. Я пытался дозвониться тебе перед выездом, но не мог пробиться. Я сразу пошел в Стариковский приют, думая найти тебя там. Когда тебя там не оказалось, я думал, ты переехала в общежитие аспирантов, и проверил там в регистратуре. Но мне сказали, что ты ушла из аспирантуры. На обратном пути я встретил в Стариковском приюте Дарью, и она сказала, что ты уехала с оркестром Порнсайка.
Грейс заплакала, тихо всхлипывая в ладони.
– Грейс, мне так жаль, – я вытащил салфетки из салфетницы на столе и дал ей. – Я был уверен, что это ты меня бросила. Я не знал, как тебя найти. Я даже отказался начинать работу в
Она рассмеялась сквозь слезы:
– Черт побери. И все это время…
– Я знаю. Я несколько раз пытался тебя отыскать, но тебя просто нету в Сети. До сегодняшнего дня я не знал, что твоя фамилия теперь Портер.
Грейс была практически в истерике.
– Мэтт, я же вышла замуж за Порнсайка. А он сменил фамилию на Портер.
– О. – Мое сердце практически разорвалось.
– Не сразу. Я ждала почти пять лет. Теперь он умер. Ты знаешь об этом, да?
– Нет. Откуда я мог узнать?
– Я тебе писала.
– Что?
Элизабет. Оказывается, она так и не сказала мне всей правды. Казалось, я провалился в какую-то другую вселенную, где Грейс продолжала любить меня, и это я ее бросил. Все эти годы, которые я провел в тоске по ней, – она пыталась меня разыскать.
Я потянулся через стол и взял ее руку. Она позволила.
– Мне жаль, что Дэн умер. Он был хороший. Как это случилось?
– Увеличение сердца. Но, черт побери, он умер улыбаясь, – сказала она с гордостью.
– Ты любила его? – Я знал, что не имею права на этот вопрос, но до смерти хотел узнать ответ.
– Мне было с ним хорошо, – она подняла глаза к потолку. – По-своему любила, да.
– Да? – я снова начал задыхаться.
Она посмотрела мне в глаза.
– Да. Но не так, как любила тебя.
– Грейс…
– Мэтт, какого черта с нами произошло?
– Я уже не знаю. Я думал, что знаю. Элизабет только что сообщила, что написала тебе какое-то письмо…
– Я получила от тебя одно письмо, где-то в девяносто девятом или двухтысячном. Остальные мои письма и звонки остались без ответа.
– Это письмо написала Элизабет, не я. Клянусь всем святым, Грейс, я никогда в жизни не оставил бы твой звонок без ответа.
– Ну, – сказала она очень тихо, словно съежившись. – Теперь все равно слишком поздно, правда?
– Почему? Почему слишком поздно?
– Ну, я бы сказала, пятнадцать лет – довольно заметное опоздание. С нами столько всего произошло, и…
Я стиснул ее пальцы.
– Пошли купим где-нибудь по куску пирога, или оладьи, или еще что-нибудь, как раньше.
– Ты спятил?
– Да, – отрезал я. – Нам надо уйти отсюда.
– Ну, не знаю… – она вытащила свою руку из моей.
Я взглянул на часы:
– Завтрак на ужин?