Она вошла в комнату для допросов. Джозеф Симмонс с интересом посмотрел в её сторону и замер на мгновение. На какую-то секунду Макензи показалось, что перед ней находится Габриэль Хэмбри с дыркой в голове и визитной карточкой на рубашке.
Макензи отмахнулась от этой мысли и ответила на взгляд Симмонса. Он не нервничал и не смущался. Казалось, он ждал её прихода, как ребёнок ждёт, когда ему отрежут кусок именинного пирога, зная, что грядёт время, когда он сможет задуть свечку.
«Скажите мне, – изображая смущение, спросила она, – почему сейчас? Почему вы сдались именно сейчас?»
«Потому что я закончил», – сказал Симмонс.
«Четыре жертвы, – продолжила Макензи, не забывая говорить расстроенным голосом. – Почему четыре?»
«Не знаю. Так мне приказали».
«Кто приказал?»
Симмонс наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую и закусил верхнюю губу. Наконец он повёл плечами и ответил: «Мне так сказали. Голоса».
«Что ещё говорят вам голоса?» – спросила Макензи.
«Этого я вам сказать не могу, иначе они расстроятся. Кроме того, я должен был сдаться. Давайте смотреть правде в глаза,.. вы бы меня никогда не поймали».
«Ну, рано или поздно поймали бы», – ответила она, изображая жуткое разочарование. Она знала, что не блещет актёрской игрой, но понимала, что Симмонс не заметит подвоха,.. пока она будет льстить его самолюбию.
«А как иначе», – сказал он и резко засмеялся. Смех звучал так же наиграно, как разочарование Макензи.
«Я должна знать, – сказала она, садясь напротив него за небольшой стол, – как вы смогли так высоко поднять крест, когда убили Коула. Доски весят не меньше тонны».
«Я взял доски в церковном подвале. Они служили декорацией для детских представлений. Из середины одной из них торчал болт после одного из выступлений. Я вытащил доски из подвала и прикрепил одну к задней стене церкви, пока прибивал руки Коула к другой. Поднять его на такую высоту было непросто, но я справился».
«В одиночку?»
«Ага», – нахально ответил он.
«Чем вам не угодили эти священники?» – спросила Макензи.
«Тем, чем они не нравятся всем остальным – слепой верой. Невежеством и готовностью увести других с верного пути в поисках невидимых богов. Ненавистью к гомосексуалистам. Жадностью. Грехами, которые они пытаются закопать, как кот закапывает говно в песок».
«Четырёх жертв вам достаточно? – спросила Макензи. Она решила, что если задаст все вопросы ещё раз, Симмонсу это не понравится, и будет легче уличить его во лжи. Тем более, если он
«Нет, – сказал он. – Я просто решил, что выполнил миссию. Я же уже говорил. Голоса сказали
Макензи кивнула, решив, что нашла первую ошибку в его истории. На простые вопросы, которые позволяли ему злорадствовать, он отвечал подробно. А когда она спросила его, почему он остановился, то получила расплывчатый ответ, даже какой-то примитивный. Голоса – глупо и ожидаемо.
«Что ж, мистер Симмонс, сегодня вы поступили правильно, – сказала она. – Как я понимаю, вы знаете свои права, или мне всё же их зачитать?»
По его лицу промелькнула тень сомнения. Это произошло так быстро, что Макензи едва её не упустила: «Я всё знаю».
«Я просто решила, – сказала она. – Я хочу сказать, угон машины и нападение на проститутку несколько лет назад, а потом ещё это преступление, помните? Убийство, в котором вы сознались…»
«Говорите о сучке из жюри присяжных?»
«Да, – ответила Макензи. – Тогда вам удалось избежать наказания, не так ли?»
И вот опять… маска дала трещину. Она не могла сказать наверняка, что бы это значило, но точно знала, что он что-то скрывает.
«Я не
«Так этого вы добивались? Из-за несовершенства системы вы оказались на свободе и решили показать им, какую огромную ошибку они совершили?»
«Нет, я добивался другого. Может быть, четверо священников…»
«Не
Симмонс заёрзал на стуле, а Макензи подалась вперёд. Что-то здесь было не так. Она почти физически
Она дала ему время ответить, и когда он промолчал, она продолжила обман: