– Мы найдем для тебя шамана, – сказала она примерно через два месяца после того, как они поселились на Западном побережье. – Они могут проникнуть гораздо глубже, чем любые доктора. В ту темноту, куда ты погрузился.
Она присылала ему видео с медитациями и ссылки на занятия йогой на Бали. Вещи, которые могли бы вернуть его к ней, к привычному ритму их отношений, царившему до того, как однажды ночью он решил поехать домой через Центральный парк на велосипеде, колесо которого зацепилось за корень дерева и изменило все. Она скучала по их вечеринкам на крыше, по затуманенному только что выкуренным косяком сексу, и по тому, как имя ее мужа мелькало в заголовках ее любимых журналов. В конце концов, любовь Лиззи иссякла. Сначала ее стало меньше, а потом она ушла без остатка, как будто она раздавала ее из ограниченного запаса.
Лиззи уже давно перестала говорить об ароматических палочках и целебных растениях пустыни. Теперь в полученных от нее электронных письмах и сообщениях упоминаются документы на развод и продажа квартиры на Восточной 97-й улице. Джош говорит Руби, что избегает следующего шага не потому, что все еще надеется поработать над браком. Скорее, он был бы рад, чтобы все осталось так, как есть. Теперь Джош признает, что боится того, что может принести очередная перемена.
– Все пошло не так, как было задумано.
– Я понимаю, – говорит ему Руби. – Действительно понимаю.
Она думает о том, чему научилась, пока росла на краю дикого открытого океана. Если вы попали в ловушку подводного течения, то у вас нет выбора, кроме как сдаться и следовать туда, куда хочет унести вас вода. Сила течения в конечном итоге ослабнет, но только в том случае, если вы позволите ему унести вас достаточно далеко в море. Безопасность приходит, если плыть по течению, пока не освободитесь от него, и тогда, только тогда, вы сможете развернуться и поплыть к берегу.
Руби знает, как ориентироваться в явлениях, что случаются в изменчивом океане. Почему с таким стихийным бедствием, как любовь, должно быть по-другому, спрашивает она Джоша. Никто никогда не оказывается там, откуда начал, но вы добираетесь до дома, когда приходит время. Если, конечно, держали голову на поверхности, пока течение швыряло вас из стороны в сторону.
Иногда именно капитуляция, а не борьба спасает жизнь.
Руби не звонит Эшу. Это он присылает сообщение, говоря, что на работе ходят слухи, будто она помогла раскрыть крупное преступление.
Руби знает, что он не хочет обидеть ее этим бесцеремонным ответом, но она все же задается вопросом, когда Эш начнет воспринимать ее всерьез. Ответ скрыт в самом вопросе. Он не хочет, чтобы она была серьезной. Она – его способ отдохнуть от других серьезных вещей. Эту часть их сделки Руби больше не в состоянии выполнять. Не теперь, когда то, чего она так хотела, действительно произошло. Руби не уверена, что она все та же женщина, что отвечала Эшу взаимностью даже после того, как узнала, что он помолвлен. Эта ее версия кажется несовместимой с сильной и уверенной Руби, которая сидит перед детективом О’Бирном и подробно описывает свои встречи с мужчиной, что убил Алису Ли. Руби предлагает достаточно важной информации, чтобы, оглядываясь после на это преступление, считать ее тем, кто привел сложное расследование к его завершению.
Это не та женщина, которую когда-то знал Эш.
Это та женщина, которой она хочет быть.
После отправки этого сообщения Руби целый час смотрит в потолок. Говорят, что правда освобождает, но иногда это делает и ложь. Ответа не приходит. Эш не станет отвечать. Руби в последний раз позволяет себе погрузиться в страдания, что приносит образ, который она создала, представляя их вместе в Нью-Йорке. Она пробует на вкус мечты о темных барах и сверкающих крышах, перекатывает их на языке, чувствует во рту привкус тоски по Эшу. Руби сглатывает жизнь, которую ей не довелось прожить. Все было так близко, но она не может продолжать цепляться за то, чего уже нет.
Эту финальную, завершающую истину она не отправляет через океан. Для такого момента, для такого конца слов слишком мало. Только тишина может вместить ее печаль сегодня вечером.
В пачке с фотографиями был еще один снимок. Самый первый, сделанный задолго до всех остальных фотографий Нью-Йорка. Когда эта черно-белая пленка была только загружена, когда учитель давал инструкции своему ученику.