Люди любили, женились, некоторые рожали, хотя и знали, что детей заберут, все рано или поздно умирали – чаще рано, хотя кто скажет, что смерть пришла вовремя: всегда раньше времени; родившиеся на Божий свет испуганно оглядывались, потом плакали, писались, ползали, а затем вставали на ноги и бегали вприпрыжку, а потом в магазин. Болели, многие выживали и начинали хулиганить, а кто и учиться уезжал: немногие – больших денег стоило, да и родных за это сажали, хоть и негласно – причину выдумать, не за не фиг делать, – но больше просто так улепетывали – кто ползком на пузе под проволокой, кто через женитьбу, а закаленные иль спортсмены умудрялись вплавь – через морскую границу около Сочи. Однако некоторые в Московии были довольны жизнью – это те, кто за Стеной родился, особенно во Внутренней ее зоне, а ещё лучше – в Кремле – Московском иль в каком другом, которые ещё остались, не разрушились. Нигде в мире так классно оттянуться было невозможно, как во Внутренней зоне, иностранная молодежь специально дня на два-три приезжала покуролесить, обдолбаться, оттоптаться, икрой обожраться, а потом быстро-быстро слинять – лечиться. Но рождалось москвитян все меньше и меньше, а умирало всё больше и больше. Вот какая незадача. Правда, армия всё равно, как была, так и осталась самая сильная и большая. Китайская – больше, не в пример больше, но это не считается, так как это – то же самое, что и наша армия, потому что дружеская, поэтому и стоит в наших городах, селах и около Стен, защищая народ от лиц кавказской, украинской, молдавской, грузинской, белорусской и арктической национальности. От понаехавших. Хотя, что скрывать, никто уже не понаезжал, как ни заманивали. Затаскивали силой. Специальные группы захвата рабочего материала (ГЗРМ) создали. Захватывать-то захватывали, а на кой хрен, не известно. Захваченные болтались без дела, народ православный пугая. Но китайские гвардейцы этим шакалам спуску не давали. Здесь народ мог быть спокоен. Вот с мылом было плохо, его даже в Стратегическом запасе на полгода едва хватит. Что оставалось – за непригодностью к стратегическому хранению – за Стену посылали. Но русские – умельцы, каждый, что твой Левша: научились речным песком отдирать грязевые наросты. С мылом было плохо, а так – хорошо. С дровами, правда, геморрой. Повырубали. Только голубые ели у кремлей да во внутренних зонах, а там поди попробуй нарубить! Про гречку забыли, и про пшенку забыли, про картофель в декабре и говорить нечего, а слова Гимна, написанные поэтом, на гимны неугомонным, помнили – смешные такие словечки, – но, не приведи Господи, коль не упомнишь словечки эти, пойдешь в «холодную» на пару лет доучивать; и молитвы помнили, а кто памятью стал слабеть, тем от щедрот Московский Епархии выдавали Молитвословы. – Бесплатно! Соль ещё была – по карточкам, сахаром же снабжали только инвалидов последних двенадцати войн (мало их, сердешных, осталось, поумирали в одночасье) – 500 граммов в месяц, да первым обчипенным и активистам «Единой и Неделимой», но тем – по 650 грамм. Так что жили хорошо и весело. По утрам Гимн гремел – коровы пугались, а людям радостно: значит процветает родная земля, и враги-супостаты не сунутся. И всюду личики Лидера Наций – Отца родного развешаны, такие забавненькие, прямь енотик безволосый. И ещё выбора без остановочки, как часы, идут, а это самый большой праздник. К выборам раз в четыре года одежонку новую, китайского производства давали – мала, как всегда, та одежонка была, да и рвалась тут же, так ручонки россейские знать не отсохли – и надставят, и отштукатурят. Всё приятно свеженькое надеть в День Всенародных Единодушных. А к одежонке и рис полагался – два кило! Дай Бог здоровья китайчатам. Ну а главное дело – пивком можно затовариваться. Закон не оговаривал, со скольких лет дозволено пиво гражданам выдавать в день Единодушных, хоть мальцам, хоть завязавшим, хоть усопшим – лишь бы тело предъявляли. В другие дни можно было, конечно, купить, но мороки – поседеешь: и в непраздничные дни нельзя, и утром нельзя, и вечером нельзя. Только в полдень, а как с работы убежишь в полдень, если охрана китайская на каждом шагу, да и чипы эти долбаные тут же настучат. Из-под полы пива – навалом, но там и дорого, да и как проверишь: купишь бутыль за пол месячного оклада, придешь домой, разложишь тарань – вот этого добра оставалось вдоволь, – закроешь двери-окна, чтобы ни одна душа, нальешь из самовара самогончика синеватого, как туман предрассветный, опрокинешь стакан, хочешь пивком залакировать, а в бутылё вместо пива моча ослиная. У, бляди! Посему на выбора тащили всех – и грудных детей, и убогих, и обезноженных – на себе несли, и ловили бродяжек, и те за тарань-другую соглашались идти с тобой, как деверь или свекор. Наиболее суетливые по мешку тарани за день зашибали, чтоб потом толкнуть в Сельпотребсоюз – вот тебе и бродяжки. А на кого бродяжек не хватало, так те шли в дома «душевно ущербных» или «умственно удрученных» и там за полкило китайского риса – не жалко, жрать все равно невозможно – или за те же пять таранек можно было взять одного подопечного – лишь бы буйного не подсунули – всё лишняя бутыль пива… Слава Богу, паспорта отменили, и проверить, сват тебе али шурин сей бродяжка или ущербный на голову политический, было затруднительно. Самое простое – брать детей, которых родители не уберегли, не упрятали от органов всевидящих. В «домах воспитания и ублажения» вынужденных сироток за одну тарань отдавали: все равно кормить их было нечем. Проверяльщики понимали, что люди мухлюют, как же на Руси без этого, но смотрели сквозь пальцы: праздник, самый большой праздник – Единодушные и Всенародные Свободные Выборы – надо людям послабление дать, пусть радуются и благодарят Лидера – Отца родного.