Презумпция лжи

ПОВТОРЮСЬ в очередной раз: Анна Самойловна Каллин (умерла в 1984 г. в Лондоне), Саломея Николаевна Андроникова-Гальперн (умерла в 1982 г. в Лондоне), Исайя Менделевич Берлин (умер в 1997 г. в Оксфорде), Энтони Блант (умер в 1983 г. в Лондоне) и многие другие (о некоторых[103] ещё речь впереди) в момент написания книги, т. е. в середине 1970-х гг, были не просто живы; они были знамениты — и не у нас в закрытом СССР, а там у них на вольном Западе — в том числе благодаря работе, которую они выполняли если не наравне, то по крайней мере рядом с Мурой; не знать о них в 1970-х гг. было просто невозможно.

А Нина Берберова, тем не менее, не знала?

Вот в результате таких недоумений и получается, что читаешь книгу о «Муре», а размышляешь вместо неё о «Нине». Что в настоящей, профессионально написанной биографии уже никуда не годится. Потому, думаю, в Лондоне все Мурины peers (пэр'ы, сверстники, окружение) и предпочитают по её душу за перо не браться вообще, чтобы не совершать эту элементарную, почти дилетантскую и потому особо постыдную «берберовскую» ошибку: попасться на том, что молчишь о чём-то или о ком-то не потому, что не знаешь, а потому что не можешь или пуще того не хочешь говорить.

Скажи мне, кто твой друг

ПРИ эдакой лакуне у автора, и памятуя о неукоснительности Закона Палыча, надо, понятное дело, самому браться за поиск тех и того, о ком и о чём не захотела рассказать Нина Берберова И начинать надо, как ни странно, с Робина Брюса Локкарта.

НА ПЕРВЫЙ взгляд, действительно, в отношении именно этого персонажа претензий к Нине Берберовой быть не может. Она о нём пишет, как ни о ком другом: часто, помногу, не порицая его к тому же ни за один из его многочисленных грехов, наоборот — всегда с почти нескрываемым восхищением.

А ещё, что уже гораздо важнее для понимания замыслов Берберовой, Брюс Локкарт у неё единственный персонаж из мира высокой политики и финансов т. н. «западных демократий», о котором она откровенно написала реальные факты, не стесняясь такого со своей стороны бесцеремонного вторжения даже не за кулисы, а вообще в «гримёрные» высокой политики. Вот несколько примеров (курсив мой):

(В начале 1920-х, приехав в Прагу, Локкарт) уже всецело был поглощен банковскими делами, теперь от него зависело дать или не дать той или иной центральноевропейской стране кредиты… свести или не сводить английских дельцов Сити, приехавших полуофициально в Прагу, с чешскими банками, где всюду сидели люди, доверявшие ему. На короткое время он ушел из директоров Англо-Чехословацкого банка и принял пост директора секретного отдела в Англо-Австрийском банке, но скоро стал сочетать обе эти должности, ощущая старую тягу к засекреченной деятельности политической службы. (…) Наезжая в Лондон, он по-прежнему наблюдал «веселую путаницу в наших отделах секретной службы» и был этим отделам близок, потому что у него «было широкое практическое понимание политических, географических и общеэкономических проблем государств Центральной Европы»… (Перейдя из банковского сектора в журнализм, он в середине 1930-х гг.) стал одним из столпов газеты Бивербрука, личным другом Эдуарда VIII; к его голосу прислушивались как в Англии, так и за границей; он знал теперь всех, кого надо было знать, и нередко, думая о приближающейся     войне, он видел свое в ней будущее и роль, которую он сыграет в надвигающемся конфликте.