Презумпция виновности

— Да простят мне уважаемые здесь коллеги за обращение к своей личной жизни, но должна вам сказать, что я счастлива, что моя дочь перешла уже юношеский возраст, вышла замуж и ей ни в коей мере не грозит быть объектом изложенных предыдущим докладчиком "концепций" и экспериментов в области полового воспитания. — Инга Сергеевна почувствовала, что в зале воцарилась такая тишина, что стук ее сердца слышен в самом последнем ряду. — Задумаемся всерьез о том, возможно ли и нужно ли с такой лихостью, безграмотностью (не побоюсь этого слова) вторгаться в самые святые и сокровенные стороны жизни человека в тот период, когда он только начинает постигать ее азы и контуры ориентации своего отношения к ней. Я честно признаюсь, что никогда прежде не могла бы даже предположить, что кто-то позволит себе произносить что-то подобное с высокой трибуны научной конференции. Подчеркиваю: научной конференции. То, что мы сейчас услышали — это — не что иное, как извращение, при котором осуществляется концентрирование внимания и чувств подростков к той сфере, которую никак нельзя выставлять, как доминирующую. В противном случае может существенно деформироваться шкала жизненных ценностей и потребностей подростка, где духовные потребности, потребности в знаниях и гармонии с окружающим миром отойдут на задний план. Ведь кому, как не здешней аудитории известно, что философы и гуманисты всех времен и народов исходили из необходимости формирования путей переориентации человеческой энергии, особенно юношеской, с физиологической сферы в духовную. Очевидно, для того и собираются такие международные конференции, чтобы вырабатывать международные концепции и критерии в обсуждающихся проблемах. Мне думается, что мы, взрослые, просто заблудились здесь. Мы сами не можем ответить на вопрос, "что такое хорошо, а что такое плохо". И, поскольку здесь присутствует представитель Всемирной организации здравоохранения, я призываю его способствовать объединению всех специалистов в выработке единой концепции полового воспитания, основанной на ответственности в формировании нравственного психического и физического здоровья будущих поколений, то есть наших детей и внуков.

Последние слова она произносила, уже отходя от трибуны, и потому, когда спустилась со ступенек в зал, была оглушена громом аплодисментов, которые были, скорее, адресованы не столько ей лично, сколько выражали протест против вышеназванного "специалиста".

Когда заседание закончилось, к Инге Сергеевне многие подходили со словами благодарности за то, что она сказала то, о чем они думали. Каждый вручал ей ставшую модной в стране визитную карточку, просил ее адрес, приглашал приехать на предстоящие в их городах конференции.

После этого, простившись с коллегами, она пришла в номер, чтобы отдохнуть и ждать встречи с Останговым, который предполагал сегодня освободиться пораньше.

x x x

Следующий день был посвящен заключительному пленарному заседанию, которое закончилась в четыре часа дня, и было время подготовиться к банкету, который был назначен на семь часов вечера.

Выйдя из конференц-зала, Инга Сергеевна немного погуляла вокруг гостиницы с коллегами, затем перед тем, как направиться в свой номер, зашла в маленькое кафе на этом же этаже гостиницы, чтобы выпить кофе. Только она села за столик, как встретилась взглядом с вошедшим московским профессором Сорокиным. Это был полноватый, грузный мужчина возраста немного старше шестидесяти. Но, пяти, довольно др Во время своего последнего выступления на секции, она заметила Сорокина сидящим на одном из последних рядов зала. Инга Сергеевна любила его книги, на некоторые из них писала по своей инициативе рецензии и всегда удивлялась его, несмотря на возраст и занятость, готовность поддерживать и участвовать в работах на стыке гуманитарных наук и медицины, хотя ни его непосредственной научной деятельности, ни высокому статусу, ни его престижу этого вовсе не требовалось. Просто в нем жила необъятная потребность в постоянном углублении, расширении знаний, постижении новых глубин в основах мироздания. Однако, вопреки обычному, на этой секции, как и на конференции как таковой, он был пассивен: не выступал, не участвовал в дискуссиях.

— Вы — молодец, Инга Сергеевна, — к своему удивлению услышала она обращенные к ней слова Сорокина с большой чашкой кофе в руке усаживающегося за ее столик. — Да, очевидно, еще не скоро из нашей жизни исчезнет сама возможность процветания проходимцев и спекулянтов в науке и в медицине. Особенно сейчас для них почва благодатная. Сейчас всем все можно. Это у нас называется свободой и демократией, а на самом деле необузданная вседозволенность.

— Но ведь с чего-то же нужно начинать, Сергей Петрович, — сказала Инга Сергеевна, пытаясь сориентироваться к чему клонит разговор профессор, который всегда задавал удобную для него в конкретной ситуации дистанцию в общениях.