Презумпция виновности

Она с брезгливостью выбросила грязный опус в мусорную корзину, механически тщательно вымыла руки и легла на кровать. Ее охватило сжигающее душу чувство ненависти к этому "спикеру" в толпе, ко всем этим "памятникам", националистам из-за того, что именно этот аргумент — антисемитизм — был самым неуязвимым в решении Анюты уехать. Именно возможность проявления националистического экстремизма, подтверждаемая страшными страницами истории, таила в себе страх перед возможным упреком дочери и понимание, что она никогда не простила бы себя, если бы решилась встать на пути отъезда Анюты… Жгучая тоска охватила ее. "Вот если бы была здесь Анюта. Мы бы с ней гуляли сейчас по Ленинграду. Она бы спала на второй кровати в этом великолепном номере, и мы бы с ней болтали всю ночь… — Гнев на тех, из-за кого люди вынуждены уезжать из своей страны, любя ее, страдая по ней, наполнил душу. — Перед отъездом в минуту отчаянья дочь мне выплеснула, что она никогда не вернется сюда, если они там устроятся. И судя по всему, они устроились. Профессор Флеминг оказался человеком гуманным и пошел им навстречу. Значит… Неужели мы никогда уже не будем гулять вместе по Ленинграду, Москве, Одессе, Кишиневу, Риге, Таллинну, Сочи, Сухуми, Баку, Гаграм, Ташкенту, Алма-Ате, — по всем этим нашим любимым городам, куда мы ездили всегда вместе в отпуск, и даже, по возможности, в командировки (в каникулы) с самого младенчества дочери. Считали иногда каждую копейку, но ездили, и "стреляли" билеты у театров, и ели взбитые сливки с шоколадом в кафе "Шоколадница" в Москве, и вкусные сладости в кафе "Север" в Ленинграде, и чебуреки в Ялте, и шашлыки из всех сортов мяса на Кавказе, и плов прямо на Аллайском базаре в Ташкенте, и приготовленную по-корейски, с острыми приправами, от которых перехватывало дыхание, морковку на базаре в Алма-Ате, и были поистине счастливы", — думала она. Инга Сергеевна вспомнила, сколько радости было, когда им удавалось, иногда ценой нескольких часов ожидания, доставать билеты в театр (хоть на разные места), особенно в театр Образцова, когда дочь была маленькой. На ходу поправляя бант на ее головке, чтобы не терять ни минуты, оказавшись в вожделенном фойе, они бежали в музей кукол, к аквариумам, потом в буфет, где поют кенары, и с затаенным восторгом перед встречей с чудом заходили в зал. Анютка в этот момент вся подтягивалась, обретая чувство собственного достоинства… А Театр Сатиры! На "Ревизоре" с блистательным Мироновым им посчастливилось сидеть во втором ряду. Тогда Анюта уже была в десятом классе. Она уже "прошла" эту пьесу в школе. А потом они уже смотрели эту же пьесу в Малом с не менее блистательным Соломиным, который, несмотря на восхитительную игру, все же во всем виделся любимым героем Анюты, "Адъютантом Его превосходительства". Она вспоминала, как они потом ловили такси после театра, чтобы попасть в гостиницу, и, усевшись на заднее сиденье, весело перебирали в памяти счастливые минуты покупки билетов и подробности спектаклей. Чтобы не расплакаться от терзающих душу воспоминаний, она, переодевшись, пошла в холл в надежде встретить кого-нибудь из коллег — участников конференции, которые уже наверняка где-то здесь, в гостинице, обитают.

x x x

Она зашла в лифт, погруженная в себя, и не заметила, когда он успел спуститься вниз. Очнулась, когда перед автоматически открывшейся дверью на первом этаже пред ней предстал академик Остангов.

— Вы участвуете в конференции? — удивленно спросил он.

— Да. Так случилось, что мне пришлось сюда приехать. Но я не жалею. Уж очень интересная программа…. да и в Ленинграде я давно не была, — пыталась шутить Инга Сергеевна, еле переводя дыхание от волнения.

— Ну, вот видите, как интересно, нас с вами опять свела судьба. — Он говорил шутливо, приподнято. Инга Сергеевна теперь заметила, что Кирилл Всеволодович после отпуска заметно посвежел, загорел, подтянулся и в светло-сером костюме выглядит моложе и стройнее. — Вы куда-то собрались? — спросил он, заглядывая ей в глаза.

— Да нет. Просто надеюсь встретить кого-нибудь из участников.

— Ну, вот и встретили, — засмеялся Остангов. — И если вы не возражаете, мы бы могли погулять по Ленинграду. Мне необходимо минут десять-пятнадцать, чтобы привести себя в порядок с дороги.

— Спасибо, Кирилл Всеволодович, я буду здесь.