Презумпция виновности

Пулковская гостиница, очень уютная и элегантная, предстала каким-то кусочком заграницы. Все в ней — и "надетые улыбки" обслуживающего персонала, и светящиеся бары, и нарядные киоски, и толпы самодовольных, в основном спортивно, но ярко одетых иностранцев, и ставший в стране редкостью хохот, и чистота — все напоминало что-то импортное, манящее с экрана телевизора в программе "Международная панорама". Номер Инги Сергеевны, расположенный на третьем этаже, вызвал у нее восторг и даже уважение к себе за то, что заслужила этот (пусть и кратковременный), но привилегированный комфорт. Она села в мягкое кресло и, глядя в залитое дополуденным солнцем окно, отдалась ощущению радости и счастья. "Только бы ничего не сломалось, — подумала она. — Все как-то необычно хорошо складывается: скоро к детям. Да еще куда! Не в захолустное грязное деревенское общежитие, а в Штаты"… Она закрыла глаза и вспомнила теплые атласные щечки Катюшки, прижавшиеся к ее щеке в последнюю ночь перед их отъездом. "Могла ли я тогда подумать, что все сложится так благополучно, и мы через три-четыре месяца увидимся. Что бы ни было, а свобода уже становится качеством нашей жизни. Спасибо Горбачеву. Нам тоже, как и всем цивилизованным людям, принадлежит весь мир, и мы принадлежим всему миру".

Переодевшись в легкий светлый брючный костюм, она вышла из гостиницы и направилась в метро. На Невском всюду толпились кучки людей, в которых раздавались разные лозунги, отражающие настроения и позиции тех, кого они олицетворяли: за Ельцина, против Ельцина, за Горбачева, против Горбачева, за реформы, и против "толкания страны в капиталистическую пропасть", за частную собственность и "против продажи России", и многие другие. Периодически посреди тротуара появлялись одетые в дореволюционную или современную военную форму группы оркестрантов, исполняющие старинные вальсы, революционные марши и народные мелодии. Гостиный двор был обнесен лесами, говорящими о его долгосрочном ремонте, в связи чем у оправдываемых ремонтом грязных обшарпанных подъездов продавалась всякая всячина на уродливых стойках и в маленьких киосках. Убогие по качеству и внешнему виду товары-самоделки поражали своими неведомыми дотоле даже на черных рынках ценами на импорт. Всюду здесь толпились люди, держа в руках какие-то бумаги под названием "акции", распространив которые в невесть кем рассчитанных количествах, каждый приглашаемый к "игре" участник, по словам распространителя, мог в короткое время стать обладателем суммы, определяемой четырьмя и более нулями. Далее от станции метро вдоль отгораживающего Гостиный двор забора стояли самодельные подставки и столики, за которыми, кто на чем (часто просто на земле), сидели их владельцы либо агенты по продаже. Продавалась здесь в основном духовная пища, выпеченная различными партиями и движениями, невесть, когда родившимися. На каждом участке главной улицы колыбели Октябрьской революции, занятом тем или иным представителем, соответственно месту его расположения здесь и соответственно концепции и лозунгам тех, кого он представлял, часть забора за его спиной была оклеена "наглядной агитацией" — различными плакатами, фотографиями, вырезками из газет. Наибольшее место было оккупировано представителями общества "Память", которые привлекали к себе внимание постоянно действующим "митингом". Этот митинг стимулировался несколькими "штатными спикерами", которые, громко вещая про сионистов, жидомасонский заговор, спаивание русского народа евреями и осуществление чуждого России большевистского переворота евреями, собирали вокруг себя проходящий мимо народ. Кто-то из этого народа тут же уходил, кто-то останавливался, иронической улыбкой выражая свое отношение к сотрясающему воздух бреду, а кто-то всерьез примыкал к говорящим, что-то дополняя, наливаясь животной злобой и ненавистью. Инга Сергеевна брезгливо прошла мимо этой толпы и оказалась у столика, за которым сидел здоровенный детина, напоминавший типичный для советского кино образ рецидивиста-уголовника. Ее внимание привлекло слово "Жиды", которое было написано очень крупно, несоразмерно формату обложки маленькой брошюры, изданной наподобие автореферата диссертации.

Почувствовав какой-то подсознательный страх, она все же взяла брошюру в руки. На обложке был обозначен автор: В. Н. Гладкин, место и время издания — Нью-Йорк, 1980 год.

— Сколько это стоит? — спросила она, словно стесняясь кого-то.

Сдвинув в угол рта сигарету и обнажив золотую "фиксу" в середине верхнего ряда красивых белых зубов, детина ответил:

— Пятак.