Презумпция виновности

— В современном обществе существует удивительный парадокс. Суть его в том, что все основные явления общественной жизни (от создания оружия до создания фильмов) по масштабам своего воздействия носят глобальный характер. Но при этом, — продолжила Инга Сергеевна, — нет какой-то общепланетарной гуманитарной концепции их использования.

— Но кто же, — спросил Остангов, — должен эти критерии вырабатывать? Кто-то стоящий над обществом?

— Да-да, — произнесла она взволнованно, заливаясь краской. — И этим "кто-то" должна быть ФИЛОСОФИЯ. — Она посмотрела на академика в упор, забыв о не накрашенных ресницах, и, встретив его внимательный взгляд, продолжала: — Философия, чем она является по сути, — это любовь к мудрости.

— Но такие идеи не новы, они уже были в истории человечества, — отметил Остангов. — Такие идеи разрабатывал еще Конфуций и его последователи. Известна конфуцианская идея аристократии достоинств, талантов и просвещенного разума. Центральное место в учении Конфуция занимала концепция жэнь (человечности) — закон идеальных отношений между людьми в семье, обществе, государстве — в соответствии с принципом "чего не желаешь себе, того не делай другим". Один из наиболее известных представителей конфуцианства Сюньцзы считал главными звеньями управления обществом, государством справедливые приказы и любовь к народу, уважение к ученым, почитание мудрых и привлечение к государственным делам способных людей, а критериями правления — справедливость и мир. А концепция эпохи Просвещения, как вы знаете, основывалась на идее "научного миропонимания", согласно которой философии отводилась роль выявления всех связей мироздания. Французские материалисты эпохи Просвещения уповали на "разумность человека", которая поможет ему найти путь к всеобщему благоденствию.

Отметив про себя редкую для представителя естественных наук образованность в области философии, кукую явил академик Останговым, Инга Сергеевна дополнила:

— Так и Платон еще утверждал, что "пока в государствах не будут философы царствовать" или цари "удовлетворительно философствовать", род человеческий не избавится от зла. Я понимаю, что то, что я говорила, не ново и идеи эти уже были. Но тогда степень их влияния на реальные исторические процессы могла и не быть столь значимой, как сегодня. У человечества было еще все впереди, у него было время для раздумий и было мало опыта для проверки полезности тех или иных теорий. Сейчас же времени нет, но есть большой опыт, на основе которого оно может подвести итог и дать оценку тем или иным теориями, концепциями общественного развития. И если некоторые теории были отвергнуты практикой жизни, а другие, наоборот, легли в ее основу, это еще не значит, что человечество сделало именно тот выбор, который был необходим.

— Может, вы устали и хотите немного отдохнуть? — спросил Остангов, повернувшись к ней всем корпусом. — Я вас изрядно утомил. Не забудем, что сейчас ночь, а ведь нам осталось лететь совсем недолго, чуть более часа.

— Спасибо, Кирилл Всеволодович, я совсем не устала, — сказала она, улыбаясь. — Я рада, что у нас состоялся этот разговор. То, о чем я сейчас говорю, еще не отшлифовано в моем представлении, а вы в этом случае — просто незаменимый оппонент: вы не философ, ну, не работаете непосредственно в философии, скажем так, — поправила она себя, — хотя, судя по всему, к философии не совсем равнодушны, и потому ваш взгляд как бы человека со стороны мне очень полезен.

— В таком случае я чувствую на себе неслыханную ответственность и буду беспощадным оппонентом, ведь мы с вами решаем судьбу человечества, не так ли? — засмеялся академик.

— Я думаю, — сказала Инга Сергеевна, — что человечество рано или поздно придет к пониманию необходимости создания такого общепланетарного органа, который будет своего рода всемирным экспертом, определяющим критерии развития общества.

— И вы полагаете, что это не утопизм? — спросил Остангов с оттенком скептицизма. — Вся история человечества — войны, противоречия и так далее.

— Вы правы, — сказала Инга Сергеевна. — Но сейчас другое время. Сейчас настало время новой всемирной революцию.

— Так что, опять на баррикады? — спросил академик, прищурив в улыбке глаза.

— Нет-нет, это должна быть мирная революция, направленная на утверждение общечеловеческих принципов гуманизма, нравственности и культуры повсеместно в обществе и прежде всего во властных структурах. Эта революция должна быть подобно научно-технической, когда постепенно шла замена старого новым повсеместно в технологиях, в оборудовании.

— Это, насколько я понял, близко к американскому философу Данэму с его концепцией "очеловечивания бюрократии"… Но как это можно сделать? Попробуйте сейчас сменить одного на другого либо заставить кого-то сменить политические амбиции на чисто гуманитарную ориентацию. Что, всеобщая гражданская война?