Презумпция виновности

— А помните дискуссию по поводу песни Окуджавы "Девочка плачет"? — спросил Борис, не дав Стасу продолжить начатый разговор.

— Конечно, как же не помнить, — сказала Юлия Милютина. — Я была на стороне Люды Борисовой. Она была категорически против концепции этой песни. Там − помните? — все плачут: девочка плачет — шарик улетел, женщина плачет — муж ушел к другой, плачет старуха — мало прожила… Мы были категорически против такого подхода к женщине. Почему плачет? Плакать — это пассивность, смирение. "Нечего нам плакать", — говорила Люда. — "Не дамся!" — вот мой девиз. Не дамся возрасту, не дамся трудностям. Не дамся!"

— Зато сейчас нам не до таких споров. Политика заполонила наши души, — сказала Женя задумчиво.

— Но это естественно, — прервал ее Боря. — Время-то какое!.. Мне лично ничего не хочется видеть и слышать. Я бы смотрел только съезд депутатов и слушал их речи. А какие люди, ребята! Сахарова (!) живьем слышали, и не только слышали, но видели его походку, детское выражение его лица, какой-то застенчивый весь его облик. Я вообще-то его совсем другим себе представлял, когда пасквили о нем писали.

— Братцы, дорогие, мы же условились не говорить о политике! — весело прервал Борю Александр Дмитриевич, встав с кресла.

— Ну, Саша, командно-административные методы сейчас не модны. Пусть люди говорят о том, о чем хотят, — сказала Инга, улыбаясь.

— А может, включим музыку и, тряхнув стариной, потанцуем? Помните, как мы "Летку-енку" все плясали? Может, попрыгаем? — предложил Александр Дмитриевич.

— Ингуся, — тихо шепнула на ухо Инге Лина, — я, пожалуй, пойду. Сейчас здесь одиннадцать, в Москве семь. Олег может позвонить и удивится, что я не дома.

Инга Сергеевна недоуменно посмотрела на подругу и, повернувшись к мужу, сказала тихо:

— Сашенька, проводи, пожалуйста, Лину.

Александр Дмитриевич хотел выйти с Линой тихо, "по-английски", но тут все остальные гости со словами: "Уже поздно, завтра рабочий день" тоже встали со своих мест.

Через два дня, в субботу, когда Инга Сергеевна с мужем пришли домой после банкета в ресторане, (окрещенном народом "Поганкой" за сходство здания с грибом), тут же раздался телефонный звонок. Анюта сообщила, что, поскольку в институте большие финансовые трудности, начальство предоставило ей отпуск без сохранения содержания на месяц и, вероятнее всего, числа пятого ноября они прилетят к родителям.

x x x

Седьмого ноября ни Анюта, ни Игорь на демонстрацию в Академгородке, в которой они всегда любили участвовать, не пошли. Инга Сергеевна же дала Катюшке связку разноцветных шаров и отправилась на Морской проспект. Они остановились у булочной, где назначили свидание с Александром Дмитриевичем. Он должен был к ним подойти после прохождения колонны его института мимо трибуны. Перестройка, вихрем разрушавшая привычные атрибуты прежней официальной жизни, сказалась и на отношении к этому, казалось, святому дню. Руководители советского района Новосибирска (в состав которого входил Академгородок), не привыкшие раздумывать над проблемами какого-либо развития и изменения унылой, застоявшейся, бесцветной жизни Академгородка, тем более не утруждали себя заботой о внесении изменений в празднование Седьмого ноября, и без них отработанное за много лет.

И хотя повсюду в стране в этот день многое уже происходило по-новому, в Академгородке "демонстрация трудящихся" с традиционной трибуной замерзших "лучших людей района" и неуместными лозунгами вытащила из квартир его обитателей теперь уже не по зову идеи, не из-за страха перед партийным начальством, а только потому, что не хотелось терять повод, чтобы нарядно одеться, посмотреть на людей и себя показать. Однако это искусственное само стимулирование на фоне изменившегося отношения к праздновавшемуся событию создавало атмосферу всеобщего уныния, разочарования и неприкаянности.

Как только Инга Сергеевна с внучкой выбрали удобное для наблюдения за колоннами место, замерзший Александр Дмитриевич подошел к ним, и они весело, почти бегом отправились домой, в тепло, к праздничному столу.

В волнениях, внешне прикрываемых праздничными застольями, приемом гостей и походами в Дом ученых, незаметно пролетел месяц, и дети улетели обратно в Подмосковье.

После их отъезда в квартире стало невыносимо пусто, тоскливо и одиноко. Эта пустота для Инги Сергеевны усугублялась еще и тем, что ей не нужно было сидеть каждую свободную минуту над диссертацией, чем она была постоянно занята последние годы. Правда, нужно было засесть за проект программы нового отдела, но для этой работы она сейчас не чувствовала в себе никаких сил и творческих потенций.

x x x

Спустя несколько дней, в понедельник утром, когда Инга Сергеевна только переступила порог своего кабинета, раздался телефонный звонок.

— Алло, — услышала она, подняв трубку, — можно ли пригласить Ингу Сергеевну?

— Я слушаю.

— Это говорит референт академика Остангова. Я звоню по поручению Кирилла Всеволодовича, − При упоминании фамилии Остангова Инга Сергеевна так разволновалась, что не могла включиться в разговор.