Презумпция виновности

— Будут только две пары — Милютины и Андровские — ведь завтра рабочий день. А большой банкет я заказал в ресторане "Поганка" на субботу, там будут все, — ответил Александр Дмитриевич, поцеловав жену в щеку.

— Ну и разгулялся мой муж, — сказала, смеясь Инга. — Лина, — обратилась Инга к подруге, — если Олег к субботе не вернется, ты приходи на банкет. Мы будем рады.

— Да-да, — подтвердил Александр Дмитриевич, — я считаю, что вы должны разделить этот праздник с нами во всем его объеме.

x x x

Александр Дмитриевич быстро переоделся и вошел в гостиную помогать женщинам накрывать стол. К семи часам появились гости с цветами и подарками.

— Так, — сказал Александр Дмитриевич, встав со стула, когда все гости уже сидели за столом с наполненными шампанским бокалами, — сегодня мы не говорим ни о политике, ни о последних репликах Собчака, ни о делах в Академии, не смотрим телевизор. Сегодня мы говорим только о моей жене! — Он засмеялся и продолжал: — Сегодня у нас присутствует человек, который знает Ингу даже больше, чем я. Представьте, есть и такие. Итак, Лина, вам слово.

Лина растерялась, быстро встала и, минуту подумав, сказала:

— Я знаю Ингу всю жизнь. Мы с ней учились с первого класса. И в то же время, я могу сказать, что я знаю ее и в то же время совершенно не знаю. Она для меня всю жизнь — загадка. Словом, говорить можно много. За тебя, Инга! — Со слезами на глазах Лина поцеловала подругу и, выпив бокал до дна, села.

Когда трапеза с тостами и поздравлениями завершилась, стол был сдвинут к свободной от мебели стенке, а гости расселись на диваны и кресла. Инга принесла гитару и, обратившись к Лине, сказала:

— Лина, ну-ка спой нам украинские, наши любимые: "Нэсла Галя воду" или "Гуцулку Ксеню".

— Ладно, — сказала Лина, покорно взяв гитару.

Она удобно расположилась, подкрутила струны на гитаре и запела душевно, негромко:

− Дывлюсь я на нэбо, тай думку гадаю: Чому ж я нэ сокил, чому нэ литаю? Чому ж мэни, Боже, ты крылець нэ да-ав, Я б зэмлю покынув, тай в небо злитав.

Чудесный Линин голос в слиянии с прекрасной мелодией навел на лирическое настроение, и все, перехватывая гитару, по очереди что-то запевали.

— А давайте все вместе, — сказала оживленно Инга и начала: — "Когда мне невмочь пересилить беду"… − Все подхватили Окуджавовский "Полночный троллейбус".

— Постарели мы, что ли? — Ведь раньше ни одна вечеринка не была без песен. Уж и слова все забылись, − — сказал Стас Милютин. Он натянул на плечо ремень гитары, и запел: — "Сиреневый вечер на землю упал"… или — кто помнит? "Они в городах не блещут повадкой аристократов", а "Бригантину"? "Надоело говорить и спорить и смотреть в усталые глаза"… "Не бродяги, не пропойцы, за столом семи морей, вы пропойте, вы пропойте славу женщине моей"… "Он переделать мир хотел — красивый и отважный, а сам на ниточке висел, ведь был солдат бумажный"…

— "Я вновь повстречался с надеждой — счастливая встреча, она проживает все там же, то я был далече", — запел, переняв гитару, Борис Андровский: — "Когда метель стучится в дверь, протяжно и сердито, не запирайте вашу дверь, пусть будет дверь открытой"… — Борис сделал небольшую паузу и продолжал:

Я кручу напропалую с самой ветреной из женщин,

Я давно искал такую, и не больше, и не меньше.

Только вот ругает мама, что меня ночами нету,

Что я слишком часто пьяный бабьим летом, бабьим летом.

— Между прочим, я всегда думал, что автор слов этой песни — Высоцкий, — прервал сам себя Борис, — а оказывается, что эта одна из немногих исполняемых им песен, где автор текста не он, а его друг Кохановский.

Борис продолжил петь:

Он наконец явился в дом,

Где она сто лет мечтала о нем.

Куда он и сам сто лет спешил,

Ведь она так решила, и он решил.

Клянусь, что это любовь была.

Посмотри — ведь это ее дела.

Но знаешь, хоть Бога к себе призови,

Разве можно понять что-нибудь в любви.

……..

Пока земля еще вертится, пока еще ярок свет,

Господи, дай же ты каждому, чего у него нет.

……

— Все же Окуджаву можно петь такому, например, исполнителю, как я, — сказал Борис, улыбаясь, а вот Высоцкого не споешь. Его можно только слушать.

— Ну почему же, — перебил Бориса Стас, забирая у него гитару:

Сегодня я с большой охотаою

Распоряжусь своей субботаою.

И если Нинка не капрызная,

Распоряжусь своею жизнью я.

— Ну чем не поется? — спросил он весело и продолжил петь, аккомпанируя себе на гитаре и легко постукивая в такт каблуком.

— Я лично обожаю спортивные песни Высоцкого, − продолжал Стас, не отрывая глаз от гитары.

Десять тысяч, и всего один забег остаался.

В это время наш Бескудников Олег зазнаался.

Я, мол, болен, бюллетеню, нету сил, и сгинул.

Вот наш тренер мне тогда и предложил: беги, мол.

— Ребята, а Кукина? — весело воскликнула Женя Андровская и запела:

Пусть полным полно набиты мне в дорогу чемоданы,

Память, грусть, невозвращенные долги.

А я еду, а я еду за туманом,

За мечтою и за запахом тайги.

Стас с грустью снял с себя ремень, поставил гитару на пол и сказал, покачивая головой. — Да, эту песню можно назвать эпиграфом ко всей жизни нашего поколения. "Память, грусть, невозвращенные долги" — это все, что мы обрели.