Презумпция виновности

— Нет-нет, простите, я не могу в это поверить. Он мирный человек. А в чем причина, что произошло? — спросила она, отметив, что в связи с проводами дочери совсем отключилась от событий в стране, за которыми тщательно следила с первых дней перестройки.

— Что, что! Запретили демонстрацию на Манеже…

— А почему именно на Манеже?

— Так ясное дело, Манеж в двух шагах от Кремля. А вдруг народ решит повторить известную картину "Штурм Зимнего"? В общем, пока неясно, чем все кончится. Идите, барышня, поскорее домой, и сидите там тихо.

Инга Сергеевна почувствовала себя оцепеневшей от охватившего ее ужаса. Муж только что улетел в Германию, дети — на пути к другой стороне планеты. Она здесь, одна и даже вне дома! "А вдруг произойдет что-то, переворот или еще что, и я никогда не увижу своих детей…" Машина между тем подъехала к гостинице и, почти не соображая, что делает, Инга Сергеевна рассчиталась с водителем и побежала в номер, очевидно, с тем же чувством, с которым люди в войну бежали в бомбоубежище. Сбросив полушубок и сапоги, она легла в постель и словно замерла. "Что с нами будет? Зачем все это? А вдруг опять закроют все границы? Что будет с Анютой? А вдруг профессор Флеминг вообще отсутствует сейчас в Америке, не подозревая, что Игорь с семьей приедет? Что будет с ними, когда они приедут в незнакомую страну и их даже никто не встретит?"…

Как всегда в минуты волнений и тревог, ее охватило жгучее чувство голода. Было около пяти вечера. Гостиничные буфеты в это время закрыты на перерыв, значит, надо куда-то бежать, чтобы выпить хоть кофе. Она освежила холодным компрессом лицо, набросила на голову вместо шапки тонкий белый Оренбургский" платочек, который ей служил шарфом, набросила полушубок и вышла из гостиницы в гастроном напротив, где на втором этаже располагался кафетерий. Все теперь в любимой Москве словно померкло и опустело для нее.

Со страданием вспоминая каждый миг их семейных гуляний в этих окрестностях, подавленная, зашла в кафетерий, где, кроме сухих коржиков и кофе, ничего не было. Перебив, таким образом, аппетит, она вышла на улицу. Уже спускались сумерки, и на улице все было зловеще напряжено. Она вспомнила про танки, про армию, хотела что-то узнать у прохожих, но возле гастронома встречались лишь какие-то полу трезвые подозрительные личности и хотелось поскорее укрыться в месте, где светло и безопасно. Она почти бегом перешла дорогу и, войдя в гостиницу, быстро направилась к лифту. "Надо бы с кем-то встретиться, поговорить, — подумала она. — Я сегодня не переживу одиночества. Может, позвонить Ирине? Но она, вероятно, пригласит в гости, а как я буду возвращаться одна поздно, когда в Москве так страшно теперь? Да и хочется ли мне с кем-то говорить сегодня? Нет, но и одной быть жутко…". Думая об этом, она негодовала на задержку лифта, напряженно следя за табло. В это время кто-то слегка тронул ее за локоть. Еще не глядя, она всеми своими натянутыми нервами почувствовала, кто это, но тут же отвергла догадку, как совершенно нереальную.

— Вы давно здесь, Инга Сергеевна? — зазвучал проникновенный голос Остангова.

— Ой, здравствуйте, Кирилл Всеволодович! — ответила она, повернувшись.

В этот миг подошел лифт, и они вошли туда вместе с другими обитателями гостиницы.

— Вы давно в Москве? — повторил в лифте свой вопрос академик.

— В общем-то почти неделю.

— А я… вот прилетел сегодня утром… простите, мой этаж, — сказал он, глянув на раздвинувшиеся в этот момент дверцы, и тут же, влекомый инерцией, исчез за дверью уже мчавшегося вверх лифта.

Зайдя в свой номер, Инга Сергеевна сняла верхнюю одежду, включила телевизор, чтобы узнать подробности происходящего. Но как только она расположилась на диване, раздался звонок телефона.

— Инга Сергеевна, это говорит Остангов, — услышала она, подняв трубку. — Если вы не заняты сегодня вечером и если вы позволите, я бы хотел пригласить вас поужинать со мной здесь в гостинице, в ресторане внизу.

— Спасибо, Кирилл Всеволодович…

— Если вы не возражаете, я вас буду ждать у входа ровно в семь часов.

— Хорошо, Кирилл Всеволодович, спасибо, я буду ровно в семь внизу, — ответила Инга Сергеевна, не узнавая сама своего голоса от волнения.

— Благодарю вас, до встречи, — сказал он и положил трубку.

Положив трубку, и осознав, что произошло, Инга Сергеевна погрузилась в раздираемые душу сомнения: "Что это я затеяла? Сейчас, в такое время? Что будет? Разве не ясно, что это не простое приглашение поужинать? Разве он не дает мне понять, что предпринимает попытку ухаживать за мной? Но ведь сегодня он может воспринять это как мое согласие? Но кто я тогда? Разве я хочу этого? Разве я имею право? Да и зачем? Да и куда мне все это. Мне ничего не нужно, кроме моей семьи. Так зачем я согласилась?"

Но деваться было некуда, перезвонить, отказаться не хватило смелости, да и боялась показаться глупой в глазах человека, перед которым все преклонялись. "Сколько бы мужчин и женщин сочли за честь просто посидеть с ним за одним столом…" — само оправдывалась она самообманом.

x x x