Презумпция виновности

За день до отъезда Игорь поехал в Москву, на Главпочтамт, чтобы проверить, нет ли подтверждения от профессора Флеминга о том, что он получил все сведения об их приезде.

Примерно в полдень он явился домой совершенно изможденный и, не сказав ни слова, вручил Александру Дмитриевичу факс. Прочитав его, Александр Дмитриевич изменился в лице и сказал:

— Что ж… На него обижаться нечего. Он ждал почти год. А ведь факс отправлен еще две недели назад. Ты что, не интересовался ранее?

— Да мне и в голову не пришло, — ответил Игорь, убитый и подавленный. — Для этого же нужно специально ехать в Москву, а тут замотались…

— Что?! Что случилось? — выхватив лист, спросила Анюта.

В факсе профессор Флеминг сообщал, что он уже задействовал грант для другого молодого ученого, так как не имел возможности больше ждать. Перечитав это несколько раз, Анюта мгновенье сидела молча, а затем решительно заявила:

— У нас другого выхода сейчас нет. Все! Нас уже выписали из общежития, и завтра мы на улице. Да и вообще смешно. Мы все равно едем. А когда этот факс послан? — обратилась она к мужу, — до твоего сообщения о нашем приезде или после?.

— Очевидно, за день, а может, одновременно: я ему, а он мне. Но другого сообщения сегодня от него нет, я проверял.

— Так может — это не отказ?.. Может, он что-то предпринимает?

— Доченька, так ведь страшно ехать в никуда. Мало ли что? — сказала Инга Сергеевна растерянно.

— Мамочка, "в никуда" — это здесь, — заявила решительно Анюта, начисто отбросив посетившие ее сомнения о правильности выбора. — В конце концов, у нас есть виза, и мы можем вылететь. Приедем, там разберемся, что делать: будем мести улицы, мыть окна и как-то устроимся, пока Флеминг не раздобудет новый грант, ведь Игорь же ему понравился! В крайнем случае, чтобы проявить себя, Игорь будет работать у него пока без денег, а вечерами будет развозить пиццу — так многие начинали, я читала это в письмах. Но… но, — сказала дочь, нервное возбуждение которой уже было на грани истерики, — если мы там все же устроимся, я никогда, никогда не вернусь в эту варварскую страну, которая калечит жизни, судьбы, которая не позволяет человеку самому что-то сделать для себя здесь и при этом не разрешает ему что-то сделать для себя за ее пределами. Только бы поскорей удрать отсюда, поскорей.

Неделя пролетела быстро и когда все было готово, чемоданы упакованы, друзья по общежитию решили организовать для отъезжающих прощальный банкет. Игорь с Анютой, не имели для этого никакого настроения, но чтобы не обидеть друзей, остались ночевать в общежитии, а Инга Сергеевна с Александром Дмитриевичем, взяв Катюшку, уехали в Москву, куда через день по плану должны будут приехать Анюта с Игорем.

x x x

В гостиничном "люксе" было тепло, уютно и чисто. Александр Дмитриевич расположился у письменного стола в гостиной, а Инга Сергеевна искупала внучку, уложила ее и прилегла рядом, съежившись от тревог и тяжелых мыслей: "Когда я еще тебя увижу? Что там будет с вами?"

— Бабушка, а мы завтра уезжаем в Африку, где доктор Ай-Болит? — Нет, солнышко, вы уезжаете не в Африку, а в Америку. Это очень красивая и добрая страна и Вам там будет очень хорошо. А сейчас закрой глазки, а я тебе спою колыбельную.

Девочка плотно сжала моргающие веки и приготовилась слушать.

— "Спи, моя радость, усни, в доме погасли огни", — запела ей бабушка колыбельную, под которую внучка привыкла засыпать с первых месяцев своей жизни.

x x x

В Шереметьево они прибыли ранее, чем планировали, потому дети быстро прошли регистрацию и не успели оглянуться, как оказались по разные стороны границы с родителями. Катюшка вряд ли понимала, что происходит, но почему-то, как никогда, была печальна и по-взрослому безмолвно несколько раз возвращалась к барьеру, чтобы обнять бабушку и дедушку. Вскоре дети скрылись из виду и Инга Сергеевна с мужем, совершенно потерянные, не говоря ни слова, вышли на улицу. Усталые, они вернулись в гостиницу и, как по предварительной договоренности, ни разу за день не коснулись темы отъезда детей и того, какие проблемы у них там могут возникнуть в связи с информацией, полученной от профессора Флеминга. Душевная боль их была столь непреодолима, что они смиренно, каждый в отдельности отдались ее власти. День прошел бестолково, и они рано легли спать, так как на следующее утро Александр Дмитриевич улетал в Германию на конференцию.

Когда Инга Сергеевна осталась одна в Шереметьево. Проводив мужа, она испытала даже какое-то облегчение. "Когда плохо, то плохо, когда очень плохо, то очень плохо, когда совсем плохо, тогда уже становится лучше, потому что хуже быть не может", — вспомнила она когда-то услышанное изречение. Ей удалось быстро поймать частную машину, водитель которой рассказал о том, что в Москве всюду танки и как бы не разразилось кровопролитие.

— Конечно, это Мишка за власть держится, хотя народ против него. Ему нужен мощный взрыв сейчас, пока у него рычаги, чтобы объявить какую-нибудь "чрезвычайку", и все.