Когда Инга Сергеевна с мужем приблизились к пятиэтажному зданию общежития, беспричинно горделиво возвышавшемуся над покосившимися деревенскими избами, они обратили внимание, что во многих окнах горит свет. "Наверное, молодые хозяйки, уложив детей спать, изощряются в кулинарии к празднику", — заключила Инга Сергеевна. В знакомом коридоре блока, где жили дети, несмотря на грязные обшарпанные стены, развешанные пеленки, выставленную у дверей заляпанную грязью обувь и велосипеды, все напоминало о наступающем новогоднем празднике: и гирлянды бумажных картинок с шарами, и аромат елок, и запахи кондитерских изделий. "Как велико человеческое стремление к празднику, — подумала Инга Сергеевна. — Вопреки отсутствию возможностей наши люди умудряются противостоять этому своим личным творчеством и выдумкой". Ход ее мыслей прервала выскочившая из кухни Анюта, которая бросилась на шею родителям. Она ловко помогла им раздеться и они зашли в комнату. В комнате было чисто и уютно, весь потолок украшен разноцветными лампочками и шарами. В углу у окна, величественно сверкая и благоухая, стояла роскошная елка, под которой на пушистой "снежной" горке из ваты радостно улыбались игрушечные Дед Мороз со Снегурочкой и разные зверюшки. Катюшка мирно спала в своей кроватке за шторкой. Стол был красиво сервирован.
— Если мы сейчас засядем за стол — это будет надолго. Я же вас знаю, — сказал Александр Дмитриевич. — Поэтому я предлагаю все отложить на завтра, а сейчас идти дружно спать. Иначе завтра весь день будет сломан. О'кей?
— Да, я согласен, — сказал Игорь. — Если вы не голодны и не хотите пить, то предложение принимается.
Анюта постелила родителям на диван-кровати, себе — рядом на раскладушке, а Игорь пошел спать этажом выше в комнату холостяков, один из обитателей которой, как объяснил Игорь, уехал на праздник в Москву. Инга Сергеевна, как всегда в обществе детей, почувствовала себя спокойно, защищенно, комфортно и мгновенно уснула, но ее разбудило легкое прикосновение лежавшей на раскладушке Анюты.
— Мамочка, ты слышишь? — спросила она шепотом.
— Что, что случилось?
— Да нет, ничего не случилось, ты прислушайся.
Инга Сергеевна тут же отчетливо услышала звуки, вызвавшие детские страшные воспоминания, связанные с крысами, борьба с которыми была одной из составляющих образа жизни обитателей послевоенных "раненных", сырых домов в Одессе. Сон мгновенно прошел, и она, набросив халат, быстро вышла в кухню, имевшую смежную с комнатой стенку. Как только она включила свет, большая крыса стрелой сорвалась с полки с продуктами, припасенными на зиму. Инга Сергеевна осторожно приоткрыла шторку, и тут же другая крыса юркнула куда-то под пол и затихла. Она, вся трясясь от страха и возмущения, неизвестно к кому обращенному, стала рассматривать торбочки и банки с крупами, сахаром, сухофруктами, когда, щурясь от света, вошла Анюта.
— Доченька, ты знаешь, оказывается мышеловки — дефицит, и мне не удалось достать. Но надо что-то делать. Это же опасно для Катюшки, — сказала она спокойно, подавляя дрожь в голосе.
— Мамочка, мы ничего не придумаем. Сейчас даже лекарств нет… Может, нам повезет, и мы все же сбежим отсюда. Игорь был в президиуме Академии, и нам обещали помочь.
Инга Сергеевна села на стул возле обеденного стола, на котором, кроме пластмассовой хлебницы, стояла ваза с веткой елки, ваза с конфетами, электроплитка, кофеварка, мясорубка и другие электробытовые приборы, подаренные ими Анюте, чтобы как-то скрасить этот безобразный быт дочери. Анюта придвинула другой стул и села рядом с матерью.
— Мамочка, мы так рады, что вы приехали! Завтра постараемся ни о чем плохом не думать, будем веселиться.
Не говоря никому, про себя Инга Сергеевна твердо решила, что, если в первую рабочую неделю после Нового года Игорь не получит разрешения на выезд (на что появились смутные надежды), она сама напишет письмо Горбачеву.