При дворе герцогов Бургундских. История, политика, культура XV века

Немаловажную роль в творчестве «Великих риториков» играли и расшифровки имени государя. Такой прием демонстрирует нам Жан Молине в «Троне чести» – прозиметре, написанном после смерти Филиппа Доброго. Автор ставит целью прославить покойного герцога и рассказать читателю, что тот обладал многочисленными добродетелями, которые помогли ему достичь трона чести. Все добродетели оказались заключены в имени герцога, каждой букве которого соответствовала определенная добродетель. Это благоразумие или осторожность (prudence), храбрость (hardiesse), рыцарское воспитание (instruction chevalereuse), щедрость (largesse), справедливость (justice), жалость (pitie), нищета духа (povrete d'esperit)[415], истина (verite), исключительность благодати (singularite de grace). Вместе они составили латинское имя герцога – Philippus. При этом олицетворением той или иной добродетели выступает один или несколько человек – как библейские персонажи или герои древней истории, так и современники герцога. Выбор Молине весьма любопытен, а в некоторых случаях и неоднозначен, если углубиться в контекст бургундской общественно-политической мысли. Например, добродетель благоразумия или осторожности ассоциируется у Молине с Юлием Цезарем и Николя Роленом. Благодаря этой добродетели первый достиг, по мнению историка, имперской диадемы (diademe imperial), а второй хорошо управлял общим делом и заслужил славы своими «ангельскими деяниями» (oeuvres angelicques)[416]. Присутствие в тексте фигуры Цезаря нисколько не удивляет, ибо интерес бургундской элиты и герцога к древней истории был весьма велик. К тому же сравнение с ним демонстрировало, что Филипп находится на одной ступени с государем, покорившим значительные территории (в том числе и находящиеся ныне под властью Бургундского дома, тем более завоеванные самим Филиппом Добрым) и достигшим императорской короны. Упоминание вместе с Цезарем применительно к добродетели благоразумия канцлера Ролена выглядит, напротив, отчасти удивительно, если учитывать постигшую его опалу после длительного периода фактического всевластия. Рамки сочинения не дают возможности Молине прояснить свою позицию по поводу канцлера, однако даже этого хватает, чтобы увидеть разительное отличие от мнения его предшественника на посту официального историка – Шатлена. Последний, как неоднократно указывалось, весьма критично относился к Ролену и с радостью встретил его удаление от двора[417], мотивируя это тем, что канцлер слишком заботился о земном благополучии, забыв о тщете всего мирского.

Добродетели храбрости соответствуют Гектор и Филипп Храбрый. Оба персонажа заслужили в бургундской литературе только положительные отклики. Последний был дедом Филиппа Доброго и благодаря своему поведению в битве при Пуатье, а затем в английском плену заслужил это прозвище[418]. Следующая добродетель олицетворяется королем Артуром, а также Корнилием, бастардом Филиппа Доброго, и рыцарем Жаком де Лаленом (оба погибли во время войны с Гентом 1452-1453 гг.). Эталоном щедрого государя выступают у Молине Александр Македонский и невестка Филиппа Доброго Изабелла Бурбонская, графиня де Шароле (вторая супруга Карла Смелого), справедливого – Карл Великий, сострадательного – Давид. Людовик IX Святой и герцог Годфруа Бульонский олицетворяют «нищету духа», демонстрируя, что и они, и Филипп Добрый довольствовались тем, что имели, не желая никаких земных благ более, а также прикладывали усилия для освобождения Святой земли. Истине соответствовали Иуда Маккавей и Гедеон, исключительности благодати – Иисус Навин. Все представленные исторические и библейские персонажи имели непосредственное отношение к официальной бургундской пропаганде. Цезарь, как было отмечено выше, воплощал политические амбиции герцога, направленные на достижение автономии от Французского королевства. Этой же цели служил и образ Карла Великого, к которому возводили свою родословную герцоги, в частности через генеалогию герцогов Брабантских. Не отказываясь от родственной связи с Капетингами, герцоги, а вслед за ними и бургундские интеллектуалы использовали и фигуру святого короля для обоснования своей политики, например, крестоносных амбиций Филиппа Доброго. Сравнения с библейскими персонажами должны были, видимо, указывать на особую благодать, полученную герцогами от Бога. Не случайно одним из покровителей ордена Золотого руна был избран Гедеон.