Прямо сейчас

Действительно, всякий раз, окончив очередной труд, Кутыкин, перечитывая написанное, ловил себя на мысли, что снова, как и в прежних своих работах, нагнал туману и сам не вполне понимает, к чему, собственно, все это навалял. Тексты у него, конечно, получались занимательными, с юмором, с умеренной дозой сатиры, были там и меткие наблюдения над жизнью, но и не более того – всего этого добра хватало в текстах любого колумниста, ведающего еженедельной рубрикой в каком-нибудь популярном журнале. И тогда Кутыкин убеждал себя в том, что читатель должен самостоятельно отыскивать выводы в его историях. Его читатель, то есть читатель образованный и неглупый, обязан проявить сообразительность и докопаться до сокровенных глубин кутыкинских произведений.

А в том, что глубины там имелись, писатель не сомневался. Он был уверен, что в его текстах заложены некие потаенные смысловые пласты, пусть он и не в силах открыть их ясным способом.

Однажды на заре карьеры, Кутыкин попытался в одном рассказе четче «проявить» какую-то идею, однако вышло настолько банально и непотребно, что пришлось вернуться к первоначальному варианту рассказа. И тогда-то Кутыкин решил, что он и не должен предлагать читателю никаких «идей», они и без того имеются в его гениальных строчках. Себя писатель видел ни кем иным, как прорицателем, жрецом художественной литературы. Нельзя же в самом деле требовать от оракула, чтобы он разжевывал свои откровения и низводил их тем самым до примитивных понятий толпы.

Впрочем, эта кокетливая уловка в играх с самим собой срабатывала не всегда. Множество почитателей творчества Кутыкина называли его живым классиком русской литературы, и беллетрист обычно находил это утверждение очевидным, но порой, как сейчас, Кутыкин все-таки осознавал, что если начистоту, то считать себя великим русским писателем он не может. Калибром не вышел.

Однако в данную минуту даже не это угнетало писателя. Хуже всего сейчас было то, что Кутыкин не умел составлять наперед плана произведения. Не было случая, чтобы, берясь за новую вещь, он более или менее четко представлял себе структуру будущей книги. И все по той же причине: Кутыкин всегда считал себя избранным. Беллетристу казалось, что когда он писал, образы, персонажи и сюжеты возникали и развивались в его фантазии не просто сами по себе, а так, словно кто-то свыше по мере написания очередной книги загружал их ему в голову готовыми порциями. Он ощущал себя проводником, который призван улавливать сигналы неких вышних сфер, возможно, бога, и все, что оставалось ему – прилежно фиксировать полученные из космоса или еще откуда-то «файлы» и выкладывать их с помощью фраз в доступной для остальных людей форме.

Обычно Кутыкин, недолго думая, начинал стряпать очередную книгу и писал, как придется, а сюжет двигал, куда кривая вывезет, держа в голове разве что в целом общественную проблему, на которую с видом первооткрывателя решил указать читателю, несмотря на то, что к этому моменту, как правило, тема не один год уже обсуждалась в прессе. Словом, теперь, когда его попросили набросать общие контуры сценария еще до начала собственно работы над ним, Кутыкин оказался в очень затруднительном положении.

До сдачи наброска общей канвы сценария кремлевским заказчикам оставалось еще шесть дней, однако уже сейчас писателю было понятно, что, вероятнее всего, ничего путного и связного он предложить за это время не сумеет. Балкон, вместе с квартирой, которую Кутыкин должен был отработать сценарием фильма, медленно уплывал из-под его ног.

Неужели он может лишиться этой квартиры? Едва попав в нее, он, разумеется, обошел ее всю и прикинул, сколько в ней квадратных метров – оказалось, что никак не меньше ста, и без измерений рулеткой было видно. Упустить этот куш было бы слишком глупо. Такого кретинизма потом себе нельзя будет простить, это ясно.

Писателю захотелось как-то развеяться, отвлечься о мрачных мыслей. А после уж, подумал беллетрист, то или иное решение найдется. Не может быть, чтобы он, сам Виталий Кутыкин, не совладал с написанием агитационной хренотени для чинуш из администрации президента. Такого просто не может быть!

Он вернулся в комнату, взял радиотрубку городского телефона и позвонил на домашний Матильде.

После истории в ночном клубе, когда его мобильник оказался у неизвестной ему девушки, они с Матильдой были в ссоре. Уверенная в его измене, она не желала слышать никаких оправданий.

На том конце трубку никто не брал. Тогда он набрал номер ее мобильного.

– Алле, – услышал он довольно быстро. Тон Матильды был чересчур спокоен и не предвещал легкой беседы. Но все-таки она с ним разговаривала. Возможно, и удастся уломать ее приехать сюда, мелькнуло в голове писателя.

– Привет, ты где? – ровным тоном как ни в чем не бывало начал разговор Кутыкин. – Вода вроде льется. В ванной, что ли?

– Может, и в ванной, – ответила Матильда. – Но не с тобой. Погоди-ка.

Судя по звуку, она положила мобильник куда-то – на полку или тумбочку.