Прямо сейчас

– Ну вот, видишь? Поэтому – что ж? Прикажу – мои докторишки напичкают самолет больничной аппаратурой, и я с ними полечу. Хе-хе, повоюю еще. Хотя… ладно. Наперед не будем загадывать. А вот, что точно надо сделать, к гадалке не ходи, это в Москве какое-то мероприятие символическое устроить, какой-то жест соединения двух стран. Мне мой министр обороны на совещании несколько дней назад предлагал вот что тебе предложить – провести на Красной площади парад. Будет же скоро 12 июня, День независимости России, и под это дело можно провести парад двух братских армий. Я тогда послал его, министра, сказал, что дурацкая затея, а сейчас думаю: а что, здорово может смотреться, символически – идут русские танки, белорусские, и флаги на их башнях… А? Вот это будет парад настоящей независимости – независимости от старых ошибок, от глупости, из-за которой великое государство развалилось на куски. И примешь парад, наверно, все-таки ты. Без меня. Я, мне кажется, все же вряд ли смогу сейчас полететь в Москву. А потом и тем более уже не смогу, кончается мое время. А дата пройдет, будет жалко. Надо парад проводить. Народ любит, когда солдатские сапоги по брусчатке стучат, все ужасно гордятся собой и счастливы. А можно заодно и совместные учения провести, где-то на полигоне под Москвой, с вашей какой-нибудь Таманской дивизией. Соединим приятное с полезным, раз уж потратимся на переброску танков из Бобруйска. И поучатся вояки, и тоже будет красиво – стрельба по мишеням, танки месят землю, ныряют в озерца, выныривают, прут, как сумасшедшие. Красота! По телеку будет отлично, наверно, смотреться, народ прослезится. Согласен?

Паутову как-то не очень хотелось, чтобы Микулов появлялся в Москве в качестве сопрезидента. Он попытался представить себе эту ситуацию и подумал, что она бы действовала ему на нервы, это было бы не очень-то приятно. Словом, услышав, что Микулов склонен скорее остаться в Минске, чем лететь в Москву, Паутов с энтузиазмом согласился на совместные танковые учения и парад на Красной площади.

Глава 24. Сторонники гуманных идей

«12/27». Ага, это должно быть здесь. Данила оторвал взгляд от номера дома на желтой стене и стал осматривать фасад. Он искал магазин под названием «Фаланстер». Здание было древним, давно и крепко угнездившимся в Малом Гнездниковском переулке, совсем небольшим, всего-то трехэтажным, так что Данила оглядел его очень быстро. Но названия магазина не обнаружил.

Впрочем, вывеска все-таки была, и она свидетельствовала о том, что для хозяев здешней торговли суть дела важнее внешности: о присутствии магазина извещали пять одностворчатых окон на втором этаже, на стекле каждого из них красной краской была выведена аршинная буква, а все вместе эти буквы образовывали слово «КНИГИ». Правда, только центральная из них, буква «И», была видна хорошо, потому что остальные четыре окна были распахнуты по случаю жаркого дня. Данила посмотрел на притороченный к стене под закрытым окном кондиционер, который был превращен безвестным дизайнером в старинный телефонный аппарат с крутящимся диском и с нахлобученной на корпус огромной телефонной трубкой. Похоже, сломался, подумал о кондиционере Данила, а денег на починку нет, поэтому и окна открыты.

Он вошел в подворотню, над которой располагались красные буквы, затем шагнул направо за железную дверь и поднялся по истертой лестнице на второй этаж. Дверь магазина была приоткрыта, оттуда доносилась негромкая песня. «Он был сторонником гуманных идей», – с трудом разобрал Данила слова незнакомой песни. Дальше он вслушиваться не стал, его внимание привлек рисунок на обшарпанной коричневой стене перед дверью магазина. Здесь был изображен развевающийся на ветру российский флаг, в котором каждая из полос – белая, синяя и красная – состояла из русских букв соответствующего цвета. Эти буквы, однако, были настолько диковинными и настолько плотно были пригнаны друг к другу, что Даниле не сразу удалось прочесть: «Свобода, равенство, братство». То, что надо, мелькнуло у него в голове. Он знал, этот маленький магазин специализируется на продаже книг по философии, истории, искусствоведению, в нем собирались и порой вели жаркие споры поклонники интеллектуальной литературы, студенты, в том числе и те, кто интересовался марксизмом, анархизмом и прочими затаившимися теориями социальной справедливости.