Прямое действие. Мемуары городской партизанки

Меня оторвало от моих фантазий тревожное осознание того, что мои сны так сильно отличались от снов большинства женщин моего возраста. Большинство женщин в возрасте двадцати шести лет сидели бы здесь, мечтая выйти замуж за этого доброго, умного мужчину рядом с ними и иметь детей и хороший дом в пригороде – или, что менее традиционно, быть партнерами, но иметь успешную карьеру и семью. Все мои сестры вышли замуж за своих школьных возлюбленных, скопили деньги, родили двоих или троих детей и жили в новых пригородных домах. Судя по всему, они были счастливы в браке с порядочными мужчинами и вносили свой вклад в развитие своих общин. Почему я был таким другим?

Нельзя винить в этом мое семейное воспитание. Я часто сравнивал свое детство с телевизионным шоу пятидесятых годов «Проделки Бивера»: типичная, хорошо устроенная нуклеарная семья. История нашей семьи была безупречна. Не было ни злоупотребления психоактивными веществами, ни физического насилия, ни эмоционального насилия – мое детство было таким же идиллическим, как и все, о чем я читал или слышал. Может быть, в этом и была проблема.

Я вырос в Конкорде, маленьком городке на окраине Торонто. Мои родители родились в Дании, но после Второй мировой войны эмигрировали в Канаду, потому что Канада была страной, где мечты могли сбыться для тех, кто был готов усердно работать. Имея небольшое образование, но сильную трудовую этику, моим родителям удалось осуществить мечту: иметь дом, машину и пятерых здоровых детей. Они купили небольшой дом с достаточным участком земли, чтобы мой отец мог выращивать и продавать вечнозеленые растения в качестве второй работы по сравнению с его основной работой менеджера по производству в крупном продовольственном магазине. Моя мать оставалась дома и воспитывала детей, шила всю нашу одежду и готовила всю нашу еду. Я не помню, чтобы в детстве мы с семьей когда-нибудь ходили в ресторан. Мы были семьей рабочего класса, которая усердно трудилась ради всего, что у нас было.

Наш маленький район, окруженный скотоводческими фермами, лесными участками и ручьями, был далек от социальных болезней большого города. Большая часть моего детства прошла в мире фантазий, в котором я была красивым молодым сорванцом, живущим в пионерские дни на конной ферме. Я всегда скакал галопом по полям и через ручьи от одного приключения к другому на своем черном жеребце. За исключением часов, которые я проводил в школе и разговаривал с семьей за ужином, все остальное время моего бодрствования я проводил на своей фантастической лошади, проезжая одно остросюжетное приключение за другим.

К тому времени, когда я был подростком, соседи спрашивали мою маму, когда я перестану бесцельно бегать по полям, молотя копытами воздух и ржа, как лошадь.

В конце концов я стал застенчивым и начал запирать свой фантастический мир в своей голове вместо того, чтобы разыгрывать его на поле. Каждый день после школы я отправлялся на долгие прогулки, погруженный в драмы, разыгрывающиеся в моей голове, пока не оказывался вдали от посторонних глаз, где я мог пуститься галопом, и никто не мог наблюдать за моими действиями и обвинять меня в странностях.

Я любил эту землю. Я наслаждался запахами времен года, ощущением грязи между пальцами ног, звуками ручья, пением птиц и шелестом ветра в кронах деревьев. Мои отношения с природой были настолько плодотворными, что погружение в эти воспоминания даже сегодня является самой терапевтической вещью, которую я могу сделать, чтобы успокоить свой разум, когда он обеспокоен.

К сожалению, этот район, расположенный к северу от Торонто, был предназначен для промышленного освоения. Став старше, я стал свидетелем того, как застройщики скупали старые фермы и оставляли их гнить, поскольку цены на землю стремительно росли. К тому времени, когда я был подростком, участки этой земли были покрыты бетоном и превращены в фабрики. Возможно, это свидетельство того, насколько идиллическим было мое детство, когда я говорю, что наблюдение за этой трансформацией было одним из самых тревожных переживаний моей юности. Мне было больно и сердито видеть, как прекрасные лесные участки вырубают и превращают в автостоянки, а ручьи направляют в водопропускные трубы и отводят в пруды для канализации. Мои прекрасные пастбища, когда-то заполненные коровами, мирно жующими свою жвачку, были заасфальтированы и покрыты различными промышленными предприятиями, производящими еще больше мусора для города.

В конце 1960‐х идеи хиппи, которые я почерпнул из газетных статей, показали мою боль и гнев в перспективе. Несмотря на то, что газеты описывали демонстрации и протесты шестидесятых с критической точки зрения, мне удалось разгадать это и отождествить себя с этими длинноволосыми уродами и страстно желать быть частью их движения. Я носила синие джинсы и отрастила длинные волосы. Я начал перерабатывать и прочитал о сепаратистском движении в Квебеке. В моем уединении на окраине Торонто я начал превращаться в полноценного хиппи.