Пряничные туфельки

Она злилась на тётю Астерию, на брата — но не слишком. Попытка запереть её здесь с их стороны была естественной, а замужество за циркачом или бродягой, конечно, казалось чем-то недопустимым. Особенно тёте. Но и брата задевает, что она будет вести жизнь, недостойную Венешей. Он не верит, что она способна сама справиться, найти выход и жить, не роняя достоинство своей крови. Проще заставить её принять постриг и забыть о проблеме навсегда! Вот этого она не могла простить, и никогда не сможет. С ней не пытались поговорить, спросить о желаниях, помочь, вместе найти выход. Ведь деньги открывают множество возможностей! Но ей не позволили…

Как ни крути, а монашеский обет — самый простой и безотказный способ развести её с Риком, и не станет этого унизительного для Венешей брака. Не надо ждать положенные сроки и не будет пути назад. Рик может потребовать компенсации — если его захотят слушать. Но это не вернёт ей свободу, а Рику дадут денег или заставят замолчать как-нибудь иначе. Впрочем, он ведь уже назвал цену — двести дреров. Получив тысячи, монахини не станут мелочиться, проще заплатить.

Рик отступился. А чего она хотела? Чтобы цирк Кавертена взял монастырь приступом? Смешно…

Ринна вытерла мокрые от слез глаза. Какая она дурочка, что натворила! Сама виновата. И ещё — король Фарут. Всё началось с его нелепого решения. Вот зачем?..

Рик не пускал её в монастырь. Да, сначала обещал, но потом передумал и вполне ясно объяснил, что её ждёт — как знал! Она не поняла, не поверила. И никогда не поверила бы, что такое случится с ней! Женский монастырь — омут, сил сопротивляться нет, а помощи не будет. Как выплыть?..

Горько, что такую участь ей уготовили близкие люди, уверенные — так лучше!

Леди Рауз тоже предупреждала, и она одобряла монастырь. Именно так: она считала, что Ринне в монастыре не понравится, но её пребывание тут к лучшему, и пыталась сказать, что рядом в Вернаном ей нечего делать. Это понятно, бывшая первая леди двора смотрела на дела так же, как тётя, как брат и, должно быть, как вся знать Руата: лучше стать монахиней, чем потерять положение и разделить жизнь с простолюдином…

Воду Ринне приносили чистую и свежую. Она долго принюхивалась, прежде чем пить, хотя, конечно, сестра Рута внушала доверие, а воду приносила именно она. Хлеб всякий раз был чёрствый, но это к лучшему — его приходилось есть медленно и на дольше хватало. Хлеб она тоже обнюхивала, стараясь уловить подозрительное. Книги — лишь вяло полистала и оставила раскрытыми, даже смотреть на них не хотелось, но пусть видят, что леди Ринна подчинилась и усердно изучает эту зубодробительную писанину…

— Вы не проявляете усердия, леди, — это одна из старших сестёр явилась с проверкой.

Зашла без стука, прошлась, заглядывая в каждый угол. Кстати, а раньше монахини стучались, прежде чем войти.

— Я стараюсь, сестра, — Ринна опустила взгляд. — Может быть, я также буду шить? Дела следует чередовать.

Это было неосторожно. Глаза монахини гневно сверкнули.

— Дело не в том, чтобы занять вас работой, леди. А в том, чтобы вы смирили свой дух и подчинили его благоразумию. И вам сейчас не время рассуждать, чем стоит заниматься, а чем нет. И драгоценности несомненно вредят, их следовало снять, только переступив наш порог. Снимите и отдайте мне. К тому же надо проверить их на заклятья, чтобы знать, были ли вы чисты от колдовства до прихода сюда.

Ринна на мгновенье замерла. Даже так?.. Не просто быть настолько покорной.

— Пусть проверят при мне, — сказала она. — я не отдам эти вещи. Это украшения моей матери, и сомнений в их чистоте до сих пор не было.

— Опять дело не в этом. Вы не желаете смирять дух, он нуждается в лечении. Смирение, леди!

Она выглянула за дверь, позвала — зашли несколько монахинь. Привратница снова больно заломила Ринне руки за спину, попутно вынуждая упасть на колени, другая тут же аккуратно вынула серьги из её ушей и сняла с шеи цепочку с подвеской. Ринна лишь стискивала зубы от беспомощной ярости.

— Осмотрите тут все, — велела старшая монахиня. — Пойдёмте, леди…

Тесно обступив, её провели в другое крыло и втолкнули в маленькую комнатку.

— Молитесь и размышляйте, леди. Три дня.

Дверь захлопнулась, замок звякнул. Вот она, комната для раздумий. Без окон, действительно маленькая и тихая. Никакой мебели, только одеяло на деревянном полу — размышляй не хочу. Некоторое время Ринна лишь бессильно стискивала зубы и сжимала кулаки, но успокоиться пришлось, конечно. Вот на размышления о смирении не тянуло вовсе. Она, наконец, легла и задремала, завернувшись в одеяло, и это было лучшее, что с ней могло случиться.

Рысь притаилась в кустах. Неподалёку настойчиво шуршал молодой заяц, и упускать его было по меньшей мере глупо. Прыжок, ещё один — и когти вонзились в мягкое податливое тельце добычи. Рысь была голодной и не стала медлить, разом перекусила шею жертве и принялась рвать зубами тёплое, вкусное мясо, придерживая тушку когтистой лапой…