Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

Оценку того эпизода не может поколебать и то, если представить себе обстановку. Солдатам совета в Митаве уже давно нечего было делать. Всех их до последнего человека давно уже можно было бы отправить домой. Большая часть и действительно была уже на родине. Те, кто еще оставался в Митаве, сделали это лишь из тамошней привольной жизни и лени. Солдаты совета обеспечили себе далеко не скудное и не малое довольствие, получали и прибавку к жалованью. Немало из них искали и находили свою выгоду преступным путем. А добровольцы Железной дивизии от них отличались. Их было лишь две небольшие роты. Они отправлялись в бои с наседающими большевиками, вынесли тяжелые муки, а на теплых стоянках оказывались не часто. И вот эти тунеядцы и лентяи теперь еще и претендовали на командование этим боевым отрядом. Чтобы поддержать эти притязания, Альберт и приказал вечером в сочельник арестовать полковника фон Кнобельсдорфа прямо на моих глазах, тем более после того, как единственный настоящий предмет для споров был чрезвычайно просто улажен. И простой этот факт говорит обо всем.

Когда же я вынужден был перевести свои ведомства в Митаву, необходимо стало расчистить дорогу для их деятельности. Само собой, я не мог уступить в своих делах этой власти насилия бездельников. Поэтому в первый же день моего пребывания я приказал вызвать к себе Роберта Альберта. Он должен был прийти один, однако явился в сопровождении множества солдат. Так как я хотел говорить не со всеми этими людьми, а только с Альбертом, сначала мне стоило немалого труда выпроводить всех остальных. Когда же я остался наедине с Альбертом, то хватило лишь нескольких слов, чтобы побудить его распустить солдатский совет и вместе с его членами уехать в Германию.

Только теперь я мог приступать к политической работе, которая именно сейчас демонстрировала скрытые в ней возможности.

XV. Новая обстановка

Еще 3 января в новых резиденциях наших ведомств я встретился с военным руководством и с ведущими министрами латышского правительства, чтобы вместе с ними обсудить новую обстановку. Мы хотели обговорить, что же теперь следует делать. Ригу мы оставили без всякого плана. Возможности отвоевания Риги, которые я обрисовал перед глазами Уллманна, были еще очень далеки от конкретных планов. Тем самым я хотел лишь дать понять Уллманну, что при взаимодействии с латышами у нас еще есть возможность выйти из создавшегося отчаянного положения и восстановить рухнувшее латышское государство. Я полагал очевидным, что предпосылки для такого успешного продолжения нашего курса на сближение никогда не были столь удачными, как именно в эти дни опаснейшего для молодого государства кризиса.

Англичане уже в первый день нового года без последнего «прости» отбыли из Риги, да и из Латвии. Мне рассказывали, что кабинет министров запрашивал, можно ли найти для него на кораблях место, однако получил отрицательный ответ. Не могу выяснить, насколько этот рассказ основан на реальных событиях. Я лично никогда не сталкивался с какими-либо иными намерениями латышского правительства, кроме как можно дольше оставаться в стране. Я довольно часто обсуждал с ним подходящее место для временной резиденции, и мы единогласно избрали Митаву. Однако могло быть и так, что латышское правительство имело в виду английские корабли в качестве места, куда можно спастись бегством в самом отчаянном положении, если уж никакого другого выхода не будет. В пользу этого, в конце концов, говорит и обстоятельство, что барон фон Розенберг как раз и бежал на английский корабль, конечно, чрезвычайно рано, когда еще о реальной опасности и речи не было. И все же поспешное и безмолвное исчезновение англичан заметно охладило воодушевление латышей на их счет. Этим отнюдь не сказано, что латыши внезапно нас полюбили, однако теперь они увидели: англичане отплыли и уже не могут им помочь в их тяжелом положении. Было отнюдь не предрешено, что они бы помогли, даже если бы были в состоянии сделать это. Однако мы были с ними, помогали им, как только могли, и заявляли о своей готовности помогать и впредь, и даже больше. Я же хотел и дальше трудиться ради этой помощи, надеясь тем самым создать столь многие и прочные предпосылки, чтобы обеспечить на будущее положение немцев в этой далекой стране, чтобы можно было создать прочные экономические связи между рейхом и Латвией.