Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

Вот это и было новое время: в этом городе и провинции я так мечтал о нем во время некоторых долгих переходов; когда винтовка и рюкзак становились в тягость, когда солнце пригревало более, чем я хотел, если путь никак не хотел заканчиваться, тогда я начинал думать о том времени, которое когда-нибудь обязательно наступит. Идеал в итоге достигал вершины, и вот, уже не столь угнетаемый текущим моим положением, я погружался в сонм благостных мечтаний. А теперь я увидел другое новое время: германские солдаты требовали передачи этой земли Польше – причем были этим горды и рады этому. В эти часы я провел решительное разграничение между их новой эрой и моей.

Было непросто добиться участия центральных инстанций в делах балтийских немцев. Столь многое обрушивалось на них, и было очень много куда более важного, чем мои просьбы. Однако в конце концов мне все же удалось добиться совещания в военном министерстве, которым руководил министр Шеюх[151]. Приняли решение сделать что-нибудь для защиты прибалтийских стран. Конечно, войска направить туда не могли. Однако хотели позволить вербовать добровольцев и передали мне согласие заняться организацией вербовки. Одобрили выделение амуниции и довольствия для добровольческих соединений, а также более высокую оплату для них. Организация вербовки должна была проходить в рейхе, причем лучше всего управлять ею было из Берлина. Для этой работы я избрал графа фон дер Гольца, брата известного генерала, который позднее командовал войсками в Прибалтике[152]. Мне обещали, что в ближайшее время будут предприняты перестановки в командовании армией, что вскоре и было сделано. В иностранном ведомстве теперь с моими мерами были согласны. Я сделал короткий доклад народным уполномоченным о событиях и о моей позиции, там тоже возражений не последовало.

Все это прошло очень хорошо. Однако исполнение обещанного затягивалось. При царившей в рейхе сумятице это было вполне объяснимо, однако для нас там, на севере, в Прибалтике это имело тяжелые последствия.

За время моего отсутствия Центральный солдатский совет отправил делегацию к Красной Армии. Из моих сотрудников в ней были лейтенант Беккер и асессор фон Эрдманнсдорф, а из штаба армии поехал офицер связи фон Тресков. Сформировали две группы, одна из которых поехала в Двинск, а другая – в небольшой, расположенный к северу от Двинска город. Обе группы вступили в переговоры с местным командованием Красной Армии и вернулись с несколько противоречивыми результатами. Командиры советских войск заявили: Советская республика имеет твердое намерение занять эти принадлежащие России земли и образовать на их территориях самостоятельные советские республики. Германские войска обязаны как можно скорее оставить эти районы. Мы в этом мешать им не будем, а лишь будем следовать на расстоянии примерно в 10 км. Мы соберем то, что будет оставлено германскими войсками, и затем отправим в Германию. Мы примем вынужденных остаться больных солдат, позаботимся о них, а после их выздоровления вывезем на родину. Германские эвакуационные инстанции могут спокойно оставаться и работать на своих местах, мы им препятствовать не будем. Мне же передавали приветы и заверения в почтении.

Я ни секунды не сомневался, что все это ложь от начала и до конца. К сожалению, убедить в этом солдатские советы я не смог, они скорее верили этим обещаниям, с удовлетворением отметив, сколь все же достойные и честные эти большевики, которых всегда выставляли столь ужасными созданиями. Но успокоения среди солдат, которым советы сообщили об этих обещаниях, не наступило. Напротив, приближение рождественских праздников оказало неблагоприятное воздействие на поведение солдатской массы, ведь все захотели к Рождеству быть уже со своими семьями. Позиции на фронте складывались, как карточный домик. Все более активно наседали отряды Красной Армии, продвигаясь вперед, захватывая крупные запасы, оставляемые нашими войсками. То хитрыми уговорами, то силой большевики заставляли наших солдат поспешно отступать. В середине декабря войска красных внезапно подошли к магистрали Рига – Дерпт[153], которая была нашей единственной дорогой отхода, ведшей с севера на юг. Теперь все находившиеся севернее, а также восточнее и западнее этого пункта войска могли добраться до Риги только пешим порядком. И они так и сделали, хотя таким маршевым переходам – около 300 км при 10-градусном морозе – приходится только поражаться. Я выехал навстречу одному из подступавших батальонов, поприветствовал его и был поражен тем, что войска после всех этих испытаний находятся в столь хорошем состоянии и чуть ли не бодром настроении. Одна из берлинских газет сравнивала наше отступление с отходом Великой армии в 1812 г. Это просто безумие, здесь никакие сравнения невозможны. Хорошо одетые, в полном оснащении, бодрые и с песней «О, Германия, высока твоя честь», вступали солдаты в Ригу[154].