Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

От Мааса до Мемеля,
От Эча до Бельта,
Германия, Германия превыше всего,
Превыше всего в мире!

Как же странно звучала песня в это утро: Германия лежала под ногами победителей и расходовала остатки своих сил на злобу против себя же самой. А мы поспешно бежали из этой страны и забирали с собой 700-летнее германство. А вот стояли добровольцы – и молодые, и старые – и пели «Германия превыше всего!».

Это была прекрасная песня. Ее пели и в школах, и в армии, она часто брала за сердце. Однако в тот день большого исхода, на земле Курляндии, эта было больше, чем песня. Из этих молодых добровольцев струилось не поколебленное никакими неудачами чувство истинно народной стойкости, неистощимая любовь верующего народа к материнской почве.

* * *

Размещение и возобновление работы ведомств в избранных для них зданиях, естественно, встречали некоторые трудности, однако я предоставил моим заместителям преодолеть их. Я же поддерживал контакт с военным руководством и латышским правительством. Однако прежде всего, чтобы я здесь мог работать с относительным спокойствием, надо было уладить и еще одно дело. Это касалось позиции Митавского солдатского совета.

Во главе этого совета был рядовой Роберт Альберт, который так хорошо проявил себя в качестве председателя Съезда солдатских советов. С Альбертом я был не знаком. Раньше он был редактором социал-демократических газет, а позднее, чтобы избежать нескольких тюремных сроков, которые он получил за нападки в прессе, отправился в Швейцарию и начал там работать в немецких газетах. Иногда он сотрудничал и с газетой профсоюза, которой руководил я. Я ценил его как очень умелого журналиста, но знал, что, будучи таковым, он слишком часто перегибает, иногда поддается тяге к сенсациям, свойственной столь многим журналистам, что и приводит его к неумеренности и преувеличениям. В Митаве он работал в издаваемой штабом 8-й армии солдатской газете. Истинным руководителем этой газеты был Эрих Янке, владелец известного берлинского издательства, который, однако, поручил основную свою работу своему подчиненному Альберту. Альберт делал всю работу, а Янке получал за это награды – старая история. Альберт из-за этого чувствовал себя обойденным и подавленным, а когда пришло время солдатских советов, он одним прыжком встал во главе митавского совета. Он сразу же сделал газету органом солдатского совета, а как руководитель и председатель солдатского совета приобрел в Митаве положение чуть ли не диктатора.

Он был в числе тех вожаков солдатского совета, которым эта власть ударила в голову. Он приказал – без всяких шуток – именовать себя президентом. У его квартиры в замке был выставлен пост. Он постоянно носил широкую красную или трехцветную[177]повязку на груди. В газете и на общественных собраниях он сразу же взял тон, который никак не соответствовал обстановке. На свой страх и риск проводил революционную политику умиротворения, а для этой цели усвоил себе повторять все те упреки и ругань, которыми осыпали балтийских немцев латыши. Это мне не нравилось. Я с самого начала рассматривал идею взять Альберта на работу к себе, как только эвакуация продвинется так далеко, чтобы Альберт уже мог уехать из Митавы. Ведь там он поначалу был очень полезен, сумев удержать солдатские массы в должных рамках, что было непросто. Однако, чем дольше держал он там власть, тем сильнее становился заложником демагогических успехов. Это было тем более нестерпимо, что у нас в Митаве помимо солдат, подчинявшихся совету, которые вели там привольную жизнь, чему Альберт никак не мешал, была еще и вполне боеспособная часть, конечно, совсем небольшая, однако сумевшая в ходе сложных оборонительных боев с большевиками переправиться через Двину у Двинска и пробиться через Бауск к Митаве, образцово выполнив свой долг. Этот отряд тоже должен был быть подчинен полку Альберта, что, естественно, привело к ряду неприятных инцидентов.

Утром в сочельник Альберт сообщил мне по телефону, что командир отряда полковник фон Кнобельсдорф пошел будто бы на неслыханный акт насилия, который неизбежно должен будет привести к самому болезненному конфликту, если только я не приеду немедленно и не восстановлю порядок. Однако мне в дальнейшем не оставалось ничего иного, кроме как, несмотря на все сомнения, поехать в Митаву.