Читаем Прибалтика. Между двух миров полностью

Жизнь в городах Эстонии строились по западноевропейскому образцу. В 1-й половине XVI века городское население Эстонии (15 – 20 тысяч) составляло 6 – 8% всего населения Эстонии (250 тысяч). Как сказано в "Советской исторической энциклопедии", "Таллин, Пярну и Вильянди были членами Ганзейского союза. Города Эстонии, особенно Таллин, играли существенную роль в торговле между русскими городами и Западной Европы… Немецкие бюргеры, господствовавшие в магистрате и купеческой гильдии, властвовали над эстонцами, которые составляли основную массу городского населения. В городском ремесле существовал заимствованный в Германии цеховой порядок".

Эстонский историк О. Сепре отмечал: "Как в деревне бароны, так в городе немецкие купцы в эпоху феодализма образовали особую касту, которая не смешивалась с эстонцами и имела постоянные экономические, политические и культурные связи с Германией". Сепре подчеркивал: "Германский образ жизни преобладал во всех городах на территории Эстонии. Городские дома строились по образцу немецких; мебель, одежда, обычаи были немецкими… Бароны и городские немцы смотрели на эстонцев как на низших людей… Говорить по-эстонски считалось недостойным".

В Латвии главным торговым центром и портом была Рига. В "Советской исторической энциклопедии" указано: "Немцы подчинили себе экономику города, управление (магистрат), организации торговцев и ремесленников (гильдии и цехи). Таким же было положение и в других городах Латвии (Цесис, Валмиера и другие)".

Народы Латвии и Эстонии не раз поднимались на борьбу против иностранных поработителей. 23 апреля 1343 года в Харьюмаа вспыхнуло восстание, получившее название "восстания Юрьевой ночи". Лишь после упорной борьбы войска Ливонского ордена подавили это восстание.

Однако разгром войск Тевтонского Ордена при Грюнвальде не привел к освобождению Прибалтики от немецкого ига. В значительной степени это было вызвано глубокими разногласиями в стане победителей. Полный разгром немецких рыцарей и освобождение Прибалтики от господства крестоносцев означал бы для литовских властей нарушение баланса сил в этом регионе. Как подчеркивали авторы "Истории Литовской ССР", "в расчеты Витовта не входило совсем обессилить Орден. По всей вероятности, он опасался, что в таком случае Польша может упразднить самостоятельность Великого княжества Литовского. Польско-литовские противоречия позволили немецким рыцарям удержаться на захваченной территории".

Мирный договор 1411 года, подписанный в Торуни, сохранил существование Ордена и значительной части его владений. Даже Жемайтия возвращалась Литве не на вечные времена, а лишь до смерти Витовта. Поскольку Орден уцелел, то после смерти Ягайлы и Витовта его руководители требовали возвращения ему Жемайтии. Лишь по мирному договору 1422 года Орден был вынужден отказаться от своих притязаний на Жемайтию и Занеманье. Однако западно-литовские земли (Клайпеда и Клайпедский край) так и остались под властью Тевтонского ордена.

В битве при Грюнвальде проявилась способность литовского народа наносить сокрушительные удары немецким захватчикам. Налицо была и солидарность всех славянских народов (от польского до русского) с литовцами в их совместной борьбе против агрессоров с запада. Однако этот союз оказался непрочным и сменился взаимной подозрительностью. Исторический шанс освободить все народы Прибалтики был упущен.


Литва между Ливонией, Польшей, Россией и Крымом


Парадоксальным образом успех объединенного славянского и литовского войска в разгроме немцев привел не к укреплению единства народов Прибалтики в борьбе против поработителей и их единства со всеми славянскими народами, а повороту верхов Литвы на Запад. После Грюнвальдской битвы Польша постаралась укрепить узы с Литвой. В октябре 1413 года в Городле состоялся польско-литовский сейм, который ознаменовался заключением Городельской унии. Бояре-литовцы обязывались не принимать после смерти Витовта в великие князья никого иначе, как по указанию Ягайло и его польско-литовской рады; польская шляхта должна была после смерти Ягайло не выбирать никого в польские короли без ведома и согласия боярства Великого княжества Литовского.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых чудес света
100 знаменитых чудес света

Еще во времена античности появилось описание семи древних сооружений: египетских пирамид; «висячих садов» Семирамиды; храма Артемиды в Эфесе; статуи Зевса Олимпийского; Мавзолея в Галикарнасе; Колосса на острове Родос и маяка на острове Форос, — которые и были названы чудесами света. Время шло, менялись взгляды и вкусы людей, и уже другие сооружения причислялись к чудесам света: «падающая башня» в Пизе, Кельнский собор и многие другие. Даже в ХIХ, ХХ и ХХI веке список продолжал расширяться: теперь чудесами света называют Суэцкий и Панамский каналы, Эйфелеву башню, здание Сиднейской оперы и туннель под Ла-Маншем. О 100 самых знаменитых чудесах света мы и расскажем читателю.

Анна Эдуардовна Ермановская

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное