Прибрежье: глубина (СИ)

Дин некоторое время бродил по берегу, выбирая ракурс таким образом, чтобы в объектив попадал край скал. Несколько пейзажей, пара кадров луны крупным планом – фото получались хорошие, но Дин знал, что может лучше. Раньше мог.

Маяк возвышался над побережьем как светлый палец, указывающий на небо; сегодня прожектор не работал, мигал только габаритный фонарь на вершине. Окна в домике тоже не светились: должно быть, Карла не было дома. Дин развернул штатив, чтобы сделать несколько снимков маяка вместе с луной и морем. Угла объектива немного не хватало, Дину пришлось пятиться, и закрепиться он смог только у самого обрыва. Мелкие камешки посыпались вниз, и он вдруг вспомнил, как Эйдан поймал его в прошлый раз. Казалось, это произошло вообще в другой жизни, с каким-то другим Дином. Сейчас никто не узнает, если он упадет туда, в каменную черноту, а утренний прилив унесет тело в море…

Дин увидел какое-то движение в скалах за маяком, и замер, приглядываясь. Ему показалось что-то светлое, коротко блеснувшее в лунном свете, похожее на… лоснящуюся лошадиную спину.

Сердце забилось так сильно, что слышно было, наверное, даже в домике Адама. Дин не двигался, боясь шелохнуться и спугнуть видение. Светлое пятно перемещалось по скале очень медленно, не попадая на освещенные участки, и разглядеть его хорошо не получалось. Может, это вовсе не лошадь, а крупная собака, или одичавшая и обросшая овца? Непослушными пальцами Дин перещелкивал настройки на камере, но ее светочувствительности не хватало. Он немного отступил назад и снова услышал, как катятся в пропасть камни из-под его ног. Существо на склоне сменило направление и вышло вперед, сразу оказавшись освещено луной, и Дин едва не заорал от восторга: это действительно была лошадь, светлая и тонконогая, похожая на Уилс или Люка.

– Подожди, – выдохнул Дин, бросая камеру, – подожди меня!

Он видел, что лошадь отступает обратно, поэтому побежал, не глядя себе под ноги. Дин спотыкался и едва не падал, ветки какой-то плетистой травы цеплялись за кроссовки, роса оседала на обуви и штанинах, проникая до тела мокрым холодом – но кровь, стучавшая в ушах, позволяла ему не обращать внимание ни на что.

Лошадь быстро взбиралась по скалам позади маяка, и Дин понимал, что не успеет догнать ее.

– Подожди, пожалуйста! – крикнул он, задыхаясь.

На мгновение лошадь замерла, Дину даже показалось, что повернула к нему голову, но тут же продолжила свой путь вдвое быстрее и скрылась за нагромождением скал.

– Нет, нет, я прошу, – всхлипнул Дин.

Он добрался до края камней и начал карабкаться наверх, рискуя в темноте соскользнуть и разбиться.

– Уилс… Люк, Крэйг… Эйдан! Ну где же вы? Не оставляйте меня одного, я не понимаю… за что? Объясните, что я сделал?

Дин добрался до каменного выступа и рухнул там, обессилев. Только сейчас он сообразил, что размазывает по щекам слезы, а глаза продолжает застилать пелена. Руки и ноги устали так, словно он плыл на огромной глубине, преодолевая сопротивление давления. Тупая заноза внутри вдруг вскрылась и заболела остро и зло, обжигая легкие и гортань. Дин кашлял и судорожно хватал ртом воздух, а луна, казавшаяся теперь далеким бликом, плясала над ним, переворачивая небо и море.

– Вы никуда не ушли, – шептал он, и с каждым словом ему становилось все хуже, – вы просто не хотите больше видеть меня.

Рассвет застал Дина там же, на скалах. Проснулись чайки, стали носиться над розовым морем и кричать печально. Легкий ветер поднимал ленивую волну, трепал тяжелые от росы травы. Камни тоже были мокрыми, капли тяжелели и стекали вниз, словно скала плакала. Дин сам не знал, как спустился вниз и не ободрался: ноги с трудом держали его, руки плохо слушались, а в голове гудело. Камера стояла там, где он оставил ее, только немного покрывшись росой. Аккуратно обтерев ее салфеткой, Дин убрал все в сумку и тяжело пошел домой. Что-то в нем изменилось сегодня ночью, но он пока не знал, как назвать то новое, что чувствовал в себе. Оно было еще хуже, чем раньше.

Дин не хотел спать, есть, работать. Ему вдруг стало решительно все равно, в Окленде находиться или в Ирландии. Лето, зима, простуда, деньги – все это теперь не имело никакого значения. Еще вечером Дин грустил и страдал от одиночества, то и дело поглядывая на маяк, а теперь перестал.

Ждать стало некого: сегодня он понял, что Эйдан не вернется.

Утро становилось все ярче, солнце поднималось выше, освещая долины и постепенно добираясь до самых укромных ложбинок. Ветер доносил перекличку овец, выбегавших на пастбища. Дин лежал на кровати и пытался думать, строить какие-то планы, хотя в глубине души понимал, что ничего не получится. Сегодняшний день обещал радовать хорошей погодой – можно фотографировать дотемна, поехать в город на рынок или по магазинам, а если надоест – устроить смену обстановки: вообще махнуть до Дублина и гулять там хоть до завтра. Проблема была только в том, что ничего этого Дин не хотел.