Прибрежье: глубина (СИ)

Дину показалось, что он сам чувствует отвратительный запах гнилого мяса и видит личинок, пожирающих его. Сказка из сборника была безобидной, а эта легенда, как все, что рассказывал мистер МакКой, оказалась страшной.

– Интересно, конь изменил вид, чтобы напугать человека, или он гнил заживо из-за смерти своей любимой? – спросил Дин у леди Мариан.

Птичка коротко что-то чирикнула и улетела на телевизор: петь любовные песни диктору новостей. Проводив ее взглядом, Дин снова уставился в книгу. Сказка произвела на него тягостное впечатление, и образ полумертвого коня-Эйдана плавно сливался теперь со страшными сценами его ночных кошмаров. От мрачных раздумий его отвлек звонок телефона; взглянув на экран, Дин просветлел и нажал на ответ вызова и громкую связь.

– Дин! Здравствуй, Дин! – кричал в трубку Ричард.

Судя по свисту в динамике, он стоял где-то на страшном ветру.

– Привет, – ответил Дин. – Как твои дела?

– Дела? Дела хорошо, очень хорошо! Я чувствую себя очень счастливым!

– Это здорово. Где ты сейчас? Мне кажется, даже из трубки дует – какой там ветер.

– Мы пошли в горы! Здесь потрясающе, Дин! Как жаль, что ты этого не видишь!

Леди Мариан услышала знакомый голос и немедленно прилетела, забыв о телевизоре. Она бегала вокруг телефона по столу и мелодично вскрикивала, один раз даже попыталась подцепить его клювом.

– А я у тебя дома, мы общаемся с твоей прекрасной леди. У нас идет дождь, но все, вроде бы, неплохо. Когда ты возвращаешься?

– Мы прилетаем двадцать первого, вечером! Адам сказал, что встретит нас, так что не беспокойся! Мариан, моя дорогая, папа скоро приедет, будь хорошей леди!

– Она скучает. Видел бы ты, что она делает сейчас с телефоном, – рассмеялся Дин.

Птичка и правда пыталась достать дорогого Ричарда из трубки, впору было начать волноваться за сохранность аппарата.

– Она и мне чуть череп не проклевала, – пробасил сквозь свист ветра кто-то, и Дин узнал голос Грэма.

– Дин! Тут плохо слышно! Я позвоню тебе еще, потом, хорошо?

– Да, конечно, ни о чем не беспокойся, – Дин взял телефон в одну руку, а леди Мариан в другую, но она яростно пыталась освободиться.

– Скоро увидимся!

С последним возгласом связь прервалась, и в комнате сразу стало тише, несмотря на шум дождя, рекламу по телевизору и возмущенные вопли оскорбленного попугая. Дин был очень благодарен Ричарду за этот звонок, от него повеяло чем-то теплым и приятным, давно забытым покоем. Возможно, именно так должна ощущаться надежда, кто знает?

Все выключив и закрыв птицу в клетке (леди Мариан все еще пыталась кричать и клеваться), Дин отправился домой. Дождь как будто стал потише, но сейчас это уже не имело значения – грунтовые дороги развезло, трава мокро чавкала, и без высоких резиновых сапог делать снаружи было нечего. Море за обрывом сменило цвет на мутный свинец, волны поднимались не слишком высоко, но часто. Дин честно старался не замирать и не заглядываться в водные просторы, ведь видимость была плохой, а дорога скользкой. Можно попытаться оправдать все красотами побережья, величием моря, национальным традиционным дождем – но маленькая и простая правда заключалась в том, что Дин просто хотел увидеть Эйдана. Он так соскучился, так тосковал, что вымаливал у высших сил что угодно: следы на мокрой дороге, силуэты в пелене дождя, тепло от дыхания за плечом. Раньше у него было так много всего этого, а он и не подозревал об этом.

Из-за сырости снаружи, дома стало прохладно. Дин включил отопление и забрался на диван с ноутбуком, пледом и термосом. Он добрался до очередной непоименованной карты памяти, полной фото, и со вздохом взялся ее разгребать. Снимки оказались свежие: прогулки по окрестностям за последние несколько дней, ткацкая мастерская в соседнем городке, катание на лодке с Адамом. Здесь было проще, потому что многие фото Дин сразу перекидывал в папку «Личное», для которой не требовалась серьезная обработка. Там тоже постепенно скапливалась гора работ, которые как-нибудь придется раскидать хотя бы по темам, чтобы не путаться самому. Пролистав быстренько и мысленно взвыв от количества, Дин открыл одну из фотографий с лодки. Ему еще тогда, в воде померещилось что-то темное, скорее всего, крупная рыба, то и дело задевавшая дно. Вспомнив об этом, Дин стал просматривать снимки более подробно, надеясь увидеть что-то интересное. Плохим моментом в серийной съемке можно считать только тот факт, что кадров получается непростительно, просто чудовищно много. Приходится удалять огромное количество расфокусированных, кривых, бессюжетных картинок, оставляя лишь единицы из сотен. Зато эти самые крохи иногда становятся бриллиантами.