— Говорим с Уилс? Это язык острова Мэн. Он свалился на меня вместе с новой сущностью, когда я очнулся на берегу, — Эйдан закурил. — Поначалу я мог говорить только на нем.
Дин смотрел на тлеющий огонек сигареты и думал о том, может ли он спросить...
— Я всегда считал, что самоубийцы попадают в ад, как и мужеложцы. Не ждал для себя никакого снисхождения, просто хотел, чтобы моя жизнь прекратилась поскорее. Чтобы я больше ничего не чувствовал. А вышло вот как... — Эйдан глубоко затянулся и вздохнул.
— Капля никотина убивает лошадь, — не к месту вспомнил Дин.
— Никогда не принимай никотин в каплях, Дин, — очень серьезно сказал Эйдан.
— Я не знал, что кони курят.
— Больше того, они еще и пьют... как лошади!
Дин улыбнулся, почему-то зная, что Эйдан смотрит на него.
— Давно ты перестал быть человеком?
— По человеческим меркам да, — Эйдан тихо хмыкнул. — В тысяча восемьсот семьдесят шестом году я отметил тридцатилетие и прожил после него неполных пять месяцев. В ноябре того года меня не стало.
Окурок расчертил воздух огненной дугой, отправляясь в море.
— Ты жалеешь об этом?
— Нет, совсем нет. Это куда лучше моей прежней жизни. Быть геем в девятнадцатом веке непросто, Дин.
— Ты поэтому... ну, в море?
— Мне грозил тюремный срок. У меня не было ни дома, ни работы. Человек, в которого я был влюблен, предал меня, и жители городка, где я скрывался, узнали о моих склонностях. Они вышли на улицы, чтобы покарать ужасного грешника, подожгли хижину, где я жил, кидали камнями, отбросами. Ну, как обычно, так всегда делали. Меня выгнали на берег моря, и особого выбора не было: только броситься в воду. Пловец я был никакой, так что доплыть до близких вроде бы берегов Ирландии не смог бы. Мне хотелось, чтобы эти люди умерли в муках, я ненавидел их всех так сильно! У меня не осталось ни страха, ни сомнений. Я думал, что захлебнусь быстро, и все прекратится, настанет тишина. А потом только ангелы будут судить меня.
Эйдан замолчал, глядя в сторону моря. Там в ночной тени лежал тот самый остров, у берегов которого все случилось. Дин дорого дал бы за то, чтобы увидеть выражение глаз Эйдана сейчас.
— Это было больно? Превращение?
— Вряд ли. Я вообще-то не помню почти. Как сон после болезни, странный и цветной. Я был волнами и спал на дне много веков. Качался на поверхности и трогал берега, плыл под черными животами лодок, считал звезды, каждый раз получая точное число. А потом я проснулся на берегу, неподалеку отсюда, беспомощный и ничего не понимающий. Меня нашел твой предок и позвал деда. Так я и оказался на маяке.
— Вы живете там полторы сотни лет, и никто не заметил странного? — удивился Дин.
Это был самый безобидный вопрос, который он смог задать.
— Нет конечно! Мы живем здесь лет по десять, пока можем хоть немного соответствовать возрасту. Потом переезжаем в другое место. Есть маяк на Оркнейских островах, лодочная станция в южной части страны, метеостанция в Шотландии... Короче, места общего пользования.
— То есть сейчас там живут... другие лошади?
— В мире много странных существ, и не все из них кони, — хмыкнул Эйдан.
Дом вырос перед ними слишком быстро. Дину совсем не хотелось входить одному и отпускать Эйдана, вопросы в его голове постепенно уступали место интересным картинкам, в которых они присутствовали вместе.
Эйдан остановился у двери, ничего не говоря. Он ждал решения Дина.
— Зайдешь?
— Да.
В доме было прохладно, наверное, опять угасала топка.
— Сейчас затоплю, — вздохнул Дин, спускаясь в подвал.
Эйдан кивнул и по-хозяйски направился на кухню. Он чем-то звенел там и постукивал, в одном из звуков Дин узнал характерный звонкий щелчок по чайнику.
— Ну конечно, ты ведь уже бывал здесь, — прошептал он.
— Знал бы ты, сколько раз! — прокричал Эйдан сверху, заставляя Дина вздрогнуть.
— Ты так хорошо слышишь, или у меня в подвале шикарная акустика? — спросил он, поднимаясь.
— Я же конь!
— Иииии... что из этого следует? Связи не улавливаю, — Дин вымыл руки и убедился, что Эйдан нашел чайник, наполнил его и поставил на плиту.
— Ну ты что, — обиделся конь, — легенды не читал? Лошадь слышит, как растет трава, как ложится снег, как в высоких тучах рождается дождь. Лошадь слышит стук сердца своего человека, даже если он на другом конце света. Как иначе я нашел бы тебя в переулках?
Дин вздрогнул и посмотрел на него долгим взглядом, затем вздохнул и улыбнулся краем рта. Он взял желтую чашку со стола и поставил на место, вынул вместо нее красную.
— Моя — синяя.
— Знаю, это видно по ней. А красная ничья.
Дин коротко покачал головой, прежде чем ответить.
— Твоя.
— Это значит «да»? — тихо спросил Эйдан.
— Ну, если еще остались вопросы, то да, можешь считать так, — мягко улыбнулся Дин. — Только не ходи больше по дому мокрыми ногами.
— Хорошо. Слушай, ты... что ты помнишь вообще?
Эйдану так шло выглядеть смущенным, что Дин невольно залюбовался и не спешил с ответом.
— Из курса школьной программы — почти ничего, о фотографии побольше, ну и так, всякое полезное, типа дня рождения брата.
— Ты же понял, о чем я говорю, — нахмурился Эйдан.