Прибрежье (СИ)

— Почему же, скажу, — прищурился Дин. — Только я не умею так красиво задвигать про деревья. Ты самый большой болван, какого я знаю, Эйдан Тернер! Я тут психую, что он бегает от меня и ненавидит, что я схожу с ума, потому что у меня по дому бродят кони, просыпаюсь с уверенностью, что у меня был секс, и начинаю сомневаться в собственной нормальности, а он там думает о деревьях и холмах! Хренов гринписовец! Неужели ты думаешь, что холм будет стоять после того, как в его сердцевине разодрали зияющую дыру? Да его ветром растащит на песок, мучительно медленно. Или затянет травой, и будет могильник, пустой и покинутый! — он огрел Эйдана по голове полотенцем и замолчал, свирепо глядя на него.

— Ну вот, а ты со своим «нравлюсь»... — невпопад прошептал Эйдан, обнимая его прямо с полотенцем и кипящим возмущением.

Короткий поцелуй в висок, россыпь горячих пятен на скуле, жаркий выдох под ухом. Дин ловил обрывки мыслей в голове и растворялся в сладком тумане. Звонку телефона пришлось постараться, чтобы пробиться к его сознанию.

— Вот черт, проклятый агрегат! — застонал Дин, выпутываясь из объятий Эйдана.

— Не подходи, — демоном над ухом шептал тот.

— Не могу, это, скорее всего, Ричард, волнуется, как у меня дела. Надо же сказать, что замечательно! — хмыкнул Дин, хватая трубку. — Да, доброй ночи! Извини, не позвонил, был на маяке, сперва посмотрел все, потом снимал. Меня кофе угостили!

Дин говорил весело, а Эйдан медленно сползал по нему вниз, пока не сел на пол, обнимая его колени.

— Они показались мне милыми. Завтра снова пойду, если погода будет. Не успел снять все интересное. — Дин замолчал, слушая собеседника, Эйдан кусался через джинсы. — О, хорошо, конечно! Буду рад! До завтра.

— Что сказал Ричи? — улыбнулся снизу Эйдан.

— Что они с Адамом зайдут ко мне на завтрак, потому что я пропал и они волнуются. А почему Ричи?

— Сложно объяснить, он забавный. Так старается сохранить солидный вид и не выглядеть легкомысленно, что это смотрится смешным. Он весь полон запретов и ограничений, ходячая энциклопедия всяких «можно», «нельзя», «допустимо», «неприемлемо». Ты не заметил?

— Может быть, но это не мое дело, Эйдан! Если дядюшке удобно быть таким, то пусть он будет, его право. Так, на чем мы остановились? — Дин приподнял брови. — Мне же не нужно повторять все это, про деревья и холмы?

Эйдан вздохнул, облизнул губы быстрым движением и посмотрел на него, тут же отводя взгляд.

— Вообще-то... это опасно. Нам не стоит так делать.

— А? — едва не сел на пол рядом Дин.

— Ну, понимаешь, — скороговоркой заговорил Эйдан, стараясь спрятать потемневшие глаза, — это опасно для тебя! Вдруг я сорвусь? Инстинкты возобладают, и я начну тебя есть?

— Эйдан, ты дурак? Если ты начнешь меня жрать, я просто вмажу тебе ногой в челюсть. Я же не нежная девушка! А теперь давай, рысью в спальню!

Конь закивал, радостно тараща глаза, и кинулся выполнять поручение. Кажется, идея про удар в челюсть ему понравилась, или просто инстинкты включились в дело, заглушая голос разума.

В этот раз все было иначе. Дин не любил торопиться, зато рассматривать любил. Сказывалась ли склонность к любимой работе, или же просто он был законченным визуалом — этого он не знал, просто не интересовался как-то, занимая мысли более приятными темами. Да и невозможно думать о чем-то еще, когда голый и красивый Эйдан лежит на кровати, раскинувшись на всю длину, и томно улыбается. Улыбку эту мгновенно сдуло прочь, стоило Дину стянуть через голову тонкий домашний свитер вместе с футболкой. Эйдана трясло от страсти и жара, он бросился на Дина, стремясь добраться до тела везде, где оно было скрыто, оставалось только поддаваться его движениям и подставлять поочередно плечи, шею, спину, чтобы горячий смерч опалил их. Сегодня Эйдан старался быть ласковым, но то и дело срывался на резкие выпады. Дину приходилось стонать чуть громче, чем хотелось, чтобы отрезвить его, но только поначалу. Когда тяжелый член раз за разом касался центра его удовольствия, Дин просто забывал о тянущей боли в сведенных мышцах. Одного раза Эйдану предсказуемо было мало, но потом уже он не так гнал вперед, и Дин лежал на животе, блаженно постанывая и послушно упираясь коленями в матрас, пока не отключился от избытка ощущений.