Прибытие поезда (СИ)

- Господь не покинул нас, - удовлетворённо сказал он и стал тереть уши.

Ещё один раненый обнаружился в повозке. Дети сидели над ним, оцепенев, и если бы настоятель не заглянул к ним, мальчик запросто истёк бы кровью. Две пули навылет пробили ему правое плечо, а третья, как подумали сперва, миновала. Только потом, уже перевязав юному Ивану плечо, отец Василий заметил, что нога у инока тоже кровит. Снял башмак и поразился - пуля начисто срезала второй палец на левой стопе. Иван плакал и бормотал что-то несвязное.

- Выживет с Божьей помощью, - вздохнул отец Василий. - Видел я раны и похуже.

- Ловко, - сказал Кэтэлин. Он сидел на краю колодца, курил и оглядывал поле боя с неподдельным восторгом.

- Что именно, разбойник?

- Дырки бинтуешь, - Кэтэлин зарядил револьвер и теперь замазывал каморы салом. - Очень ловко для шпиона.

Стало слышно, как Иван шепчет: "помру, господи, помру, больно-то как, холодное, холодное приложите..." Священник сел подле гайдука и долго, мучительно откашливался. Утерев губы пальцами в засохшей крови, он закрыл глаза и сидел так с минуту. Брат Феодул крестил детей и молился, заикаясь.

- Сам посмотри, - сказал Кэтэлин, жуя папиросу. - Война с турками на носу. Мускали вот-вот подойдут. А тебе за каким-то хером понадобилось к ним навстречу... Нет, Василикэ, я бы ничего не подумал. Старый, глупый поп... Но башибузуки, - он обернул голову к настоятелю и выдул дым ему в лицо. - Я много чёртовых лет не видел здесь башибузуков. Тут я и подумал: а не по твою ли душу их принесло? Что-то вас к мускалям потянуло, батюшка? Шёл бы в город, нанял бы кучера и нынче утром был уже в Бухаресте.

- Мы идём к русским. А! - отец Василий потрогал царапину и сморщился. - Бог знает, как бы мы добрались до Бухареста. Это я к тому, что лучше прямой путь по степи, чем сгинуть где-нибудь в Валахии.

- Прямой путь... - гайдук вынул из-под жилета флягу и одним глотком ополовинил. Прослезился. - Ты ведь бывший солдат, омуле. Это совсем, совсем не похоже на то, что ты говоришь. Пофтим, - он протянул флягу священнику. Тот молча взял её и выплеснул тёмную жидкость на ладонь. Приложил к ране и зашипел.

- Я не шпион, - сказал отец Василий, отдышавшись.

- А мне кажется, ты самый настоящий мускальский шпион.

- Кажется, - настоятель поднялся и зашаркал к повозке. Положил руку на плечо Феодулу. - Пора уходить.

На дальнем холме линза ружейного телескопа остановилась, окружив голову отца Василия нимбом радужных аберраций.

Брат Феодул сжал в кулаке крестик и поднял к лицу; в это же время отец Василий наклонился к Ивану, лежащему на коленях большеглазой. Вдалеке хрустнуло. Пуля прошла сквозь кулак Феодула, задела медное распятие и остановилась у монаха в шее, ударившись о позвонки. Брат Феодул уронил голову на грудь и лёг на редкую белёсую травку у телеги. Алые брызги, дважды выплеснувшись, опали на деревянный борт: запечатлённый пульс.

Длинная гильза покатилась с холма и упала в землю - туда, где спустя полторы сотни лет поставили придорожную лавочку с печеньем и батарейками и запретили мне рыть.

14.

Прежде, чем отец Василий выпрямился, Кэтэлин опустил ему на затылок тяжеленную ручищу, бухнул в ухо:

- Ложись! - и придавил к земле.

Вторая пуля ушла в камень; на спину священнику посыпался мел. Кэтэлин поднял голову и встретился с огромными изумлёнными глазами, глядящими на него из телеги.

- Девка!! Гони!! - крикнул он и на всякий случай махнул рукой, показывая, как именно следует гнать. И большеглазая поняла, перекатилась по чьим-то ногам и спинам к переду повозки, ухватила вожжи. Кони рванули так, что сидящие в повозке дети повалились друг на друга.

- Оставь его, курвэ, после отпоёшь! - Кэтэлин вцепился настоятелю в ногу. Отец Василий распластался на песке, так и не дотянувшись до мёртвого Феодула. - А хотя... тащи, - они ухватили тело монаха за ноги и поползли между камнями. Выстрелов больше не было, но Кэтэлин знал, чувствовал звериным нюхом, что невидимый стрелок всё ещё сидит где-то над ними. Слишком уж удобно было зажать их в этой лощине, под жёлтыми и белыми холмами, кровоточащими глиной и заросшими колючим бурьяном.

...Кроме крестика и гильзы мы нашли множество костей - исключительно коровьих и лошадиных. К середине следующего дня нераскопанных мест не осталось. Под бодрое рычание The Soul of a Man Уэйтса мы свернули лагерь и отправились маршрутом монастырского обоза - на северо-восток, рыть в других местах. Но вместо поисков я застрял в архивах профессора Грегора - бывают странные сближения - Хайдуческу. Во-первых, оказалось, в последнем десятилетии 19-го века была случайно разрыта могила (как случайно? Что там искали?) монаха. Это породило местную легенду о проклятии, постигшем семью осквернителей. А во-вторых, была официально расследуемая полицией в 1877-м году резня в селе Трей Плопь.

I want somebody to tell me//Tell me what is the soul of a man!