Прибытие поезда (СИ)

- Беженцы это, - скорбно говорит Кэтэлин. - Турки им всю кровь выпили.

- Не пойму я тебя, прохожий. Иди лучше. Болгары тут не ходят.

- Ну ясное дело, что не ходят, - терпеливо объясняет Кэтэлин. - Это беженцы, они бегут от турок к мускалям. Нам к тебе в дом-то не нужно, только поесть вынеси и скажи, что за поселения у нас впереди.

- Как я тебе скажу, что впереди, если не знаю, куда вы идёте, дурной!

- Туда идём, - он показал.

- А что, твоих беженцев чёрт пожевал?

- Турки на них напали. Посмотри, добрая женщина, это же монахи.

- Что они молчат? Пусть сами скажут, что монахи.

(Дети сидят в повозке со снятым пологом, сами похожие на чертей. Отец Василий, перевязанный под боком оранжевым атласом, стоит, прислонясь к ограде.)

- Они болгары. Не говорят по-румынски. Болгары они.

- Что за дела! Если не могут сказать, как я им поверю? Нечего тебе тут делать, человек. Пришёл в Румынию - говори по-румынски. Уходи. Бог тебе поможет, а чёрт поцелует.

- Мы мирные люди, даже я больше румын, чем ты, мэтушэ. А болгары тут, потому что от войны бегут.

- Войны?!

- Турецкой войны. Мускали с турками воевать начали, а болгары к ним бегут.

- Честных людей не смеши, нет никакой войны. Расскажи тоже, мускали и турки, я тридцать лет тут живу, не видела живого мускаля.

- Вот тупая баба! - заорал Кэтэлин (монахи шарахнулись от него, а женщина так и осталась стоять). - Тупая ворона, кто тебя спрашивает, есть война или нет войны! Вынеси нам еды, пока я твой дом не разнёс!

Она посмотрела не него снизу вверх чёрным куриным глазом, плюнула под ноги и ушла в дом. Через минуту вышла, неся на тряпице полкруга мамалыги и брынзу.

- Благослови тебя Христос, мамаша, - смиренно произносит Кэтэлин. - А что за сёла там, впереди?

- Албешты там. А за ними Трей Плопь.

- Живи до ста лет. Эй, послушай, ты коня какого-нибудь не продаёшь?

Женщина пожала плечами и вновь удалилась. Больше она не выходила. Гайдук подождал её несколько минут и повернулся к монахам, стоящим недвижно и боящимся издать звук, как на незнакомом служении.

- Пошли, - сказал он по-болгарски, передавая большеглазой узелок с мамалыгой. - Сейчас поторопимся, завтра уже будете у мускалей.

Съели мамалыгу - на вкус, как мокрый песок. После ужина дети с отцом Василием начали дружно молиться, и Кэтэлин отошёл, чтобы не бубнили под ухом. Кто это вздумал давать коням прозвища, - думал он. Отвязал от седла мешки и пересыпал всё золото в один, дивясь, почему не сделал этого раньше.

17.

- Не лиши нас и Небеснаго Твоего Царствия, но яко посреде учеников Твоих пришел еси... Это ещё что у тебя такое, Иван?

- Болит страсть. Помру, наверное.

- Иван! В руке у тебя что?

Степь; вдалеке холмы и тёмный лес; у догорающего костра сидят монахи (с непокрытыми головами, в лохмотьях, с отрывающимися подошвами башмаков) и радостно облизывают ложки - первая настоящая пища за день. Над всеми ними опрокинут чёрно-синий свод, буреющий к горизонту, и в нём нечто, невидимое глазу, но знаешь, что есть тайная жизнь и там, так что спросишь: Господи, что за бездною сей? - такая же степь.

- Не моё, батюшка, истинный крест, держу только.

- Да что за напасть, - отец Василий крепко взял Ивана за здоровую руку и разжал ему пальцы. - Это что? - он поднял с ладони мальчика блестящий осколок. - Зачем тебе железка?

- Не моё, батюшка.

- Иван, - строго сказал священник. - Не юли, - (костёр полыхнул особенно ярко, и золотой огонь сошёл на мгновение в руку настоятеля). - Ах вот оно что, - отец Василий поднёс гладкий кусок металла к лицу. - Зеркальце, значит, припрятал.

- Не...

- И давно оно у тебя?

- Минутку всего... Сергий дал подержать, пока он ходит.

- А Сергию на что?

- А он... - Иван замялся, но, решив, что скорую смерть лучше принять честным человеком, выдал, - Машке хотел подарить.

- Машке, - медленно проговорил отец Василий. - Невесте Христовой. Монах дарит зеркало. Мария... - он нацелился пальцем на одну из девочек.

- Не эта Машка, - хныкнул Иван. - Это Машка-голая, а он Машке-рыжей хотел.

- Голая?!

- Ну, рука у неё голая.

Отец Василий размахнулся и зашвырнул зеркало далеко в траву; сверкнул отражённый костёр. Обе Марии - двенадцати и тринадцати лет - громко вздохнули.

- Где Сергий?

- Не ведаю, батюшка, истинный крест.

- По нужде отошёл, - сообщил кто-то из темноты.

Беззвучную смерть принял Сергий за десять минут до того, как отец Василий его увидел. Упал на мягкие травяные кочки. Никто и не заметил его в темноте. Тело положили у костра, перевернули: на затылке, у левого уха круглое чёрное отверстие с хвостиком крови, исчезающим под воротничком.

Кэтэлин сунул в дыру мизинец, сморщился и вытер руку о штаны.

- Пуля, - сказал он.

- Никто не стрелял.

- Стреляли, - сказал Кэтэлин.

18.