Прибытие поезда (СИ)

Не дойдя до шляпы, Кэтэлин развернулся и двинулся к повозке. Вытащил оранжевый свёрток с мёртвым монахом, и положил у ног.

- За раненым помощь позовёшь, пусть заодно и этого похоронят.

- Покойник?

- Точно.

- Господи, за что! Не надо мне покойника, дяденька!

- Тогда растопчу все твои каракули.

Пастушок заткнулся.

- Пусть похоронят по-людски, - гайдук поднял шляпу, но она - что за странность - сама вырвалась из его руки и закатилась в канаву. Кэтэлин вновь её поднял и зашагал к детям. Труп Сергия и стонущий в бреду Иван лежали рядом. Несчастный пастух глядел на них, шмыгая веснушчатым носом.

Отец Василий перекрестил их всех и забрался на облучок. Кэтэлин повертел в руках шляпу, расправил её и натянул на красный лоб. Поднялся в седло.

- Жди меня у Албешт, - сказал он священнику. - Сховайся где-нибудь в деревьях, я вернусь, свистну тебе. До самых Албешт гони, не останавливаясь.

- А ты куда?

- Не боись, - Кэтэлин вывязал ещё два ружья и кинул в повозку детям на головы. Туда же взмахом сеятеля запустил патроны. - Не брошу.

21.

И он скакал, выпрямившись в седле, издалека видимый посреди белой степи.

Что ни вечер, за ворота вы-хо-ди-ла я. То не милой за воротами ли ка-же-тся, то не милой за воротами ль мере-щи-тся. То не голубь ли мой сизой в дом воро-ти-тся... Улетел он во далёку сторонушку, да на турецкую войну. А весною все глаза-то я вы-гля-дела, а на лето все глаза-то я вы-пла-ка-ла, а на осень за ворота не ходила я, а завела веретено.

Далеко-далеко, на севере, в это время переходили отряды через Эйфелев мост; гремели на могучих колёсах выдыхающие пар поршни; зелёная и белая - шла пехота. А Кэтэлин гнал коня, спускаясь по отлогу к ручью. За его спиной остались неподвижные оранжевые Иван и Сергий.

А как белу ниточку я вы-пря-ду, а как скатерть кружевну я выплету, ко зиме с войны мой милой воро-ти-тся, ко столу его сведу, к белу кружеву, так скажу ему тогда: как ждала тебя, мой милой, долго время я, как ходила за ворота что ни вечер я, всё выглядывала голубя си-зо-го. И не знала я тогда, что воро-тишь-ся ты не голубем ко мне, а ясным соколом. Что мой голубь сизой стал птицей гордою, воротился невредимой ко голу-бушке, как летал он во далёку сторонушку, да на турецкую войну...

А Кэтэлин взбирался от ручья на холм, стегая выдохшегося коня.

На холме он огляделся. По левую руку был лес, правее -- россыпь белых хаток, окруживших деревянную церквушку. Где-то между лесом и селом должна была ехать сейчас повозка с детьми и отцом Василием, но Кэтэлин никого не увидел. Показалось, что у леса маячат серые точки и две рыжие черты, но могло и почудится издали.

- Выходи, - хрипло сказал он. - Я здесь.

Молчание. Кэтэлин опустил руку к револьверу, погладил деревянные щёчки с латунной серёдкой и сжал на них ладонь.

- Сволочь, - позвал он. - Ты же здесь была, Сволочь?

За плечом свистнула коноплянка. Кэтэлин прицелился в неё, постоял так и опустил револьвер. Прошёлся по низкому кустарнику, громко хрустя и топая.

- Кто ты ни есть, - он остановился в кустах и снял шляпу, - я к тебе пришёл.

Сволочь не ответила. Гайдук надел шляпу и расстроенно засопел. Не было тут ни сволочи, ничего. "Но где-то же ты была, - подумал Кэтэлин. - Ты ведь живая Сволочь, а?" Он чуть не загнал коня, переезжая на соседний холм. Там опять затрещал кустами, прислонился к сухой дикой яблоньке и стал мысленно звать Сволочь. Конь понуро стоял, жуя степной щавель. Кэтэлин последний раз обошёл местность и в зарослях щавеля нашёл-таки, что искал. В одном месте пучки были вырваны, а в земле под ними отпечаталось что-то гладкое, полукруглое. Это был след от носка сапога; кто-то развернулся здесь, повредив траву, и ушёл за холм. Гайдук с наслаждением размазал этот след подошвой и повёл коня вниз.

22.

Повозка обнаружилась за виноградниками возле села. Отец Василий с винтовкой и револьвером сидел у колеса, двое мальчиков, неумело держа ружья, стояли по бокам. Кэтэлина издалека увидели и подняли атласный флажок, тупицы, словно и так их не было видно с любой стороны, как на ладони.

- Думаю, я её видел, - сказал Кэтэлин, отмахиваясь от детей. Перетрусили они, конечно, знатно, после всего-то, и теперь полезли обниматься. - Ну не её, а ногу.

- Кого?

- Сволочь, кого.

Отец Василий недоумённо заморгал. Глаза у него были, как у вверенных ему монашков - светлые, детские. Гайдук отвёл его в сторону и показал шляпу. В тулье под вмятиной дыра, такая же на другой стороне. И ещё одна в подвёрнутых полях.

- Два раза била. Первый раз шляпа слетела, а второй -- когда я за ней нагибался, Сволочь выстрелила.

- Почему ты не сказал?

- Разведать ездил.

Настоятель запустил пальцы в бороду.

- Снова бежать смысла нет? - спросил он.

- Почему так думаешь?