Выехав на большую залитую солнцем поляну, всадники остановились и спешились. Внимание Майрона лихорадочно металось между двумя светловолосыми головами. Более длинные волнистые волосы принадлежали женщине, Майрон отчётливо видел её длинное светлое платье, облегающее гибкий стан. Она повернулась, позволяя рассмотреть тонкие точёные черты лица, изумительно красивого и вечно юного, как у всех эльфов. Голову женщины венчала диадема, поблескивающая в солнечных лучах.
Теперь повернулся и золотоволосый мужчина. Майрон жадно всматривался в каждую черточку, ловил каждое движение, словно сопоставляя образ, что он помнил, с тем, который видел сейчас. Серебристо-голубые глаза, лучась нежностью, смотрели на женщину.
Воздух словно зазвенел в напряжении: «Трандуил».
Небесного цвета взгляд устремился вверх, туда, где в залитом солнечными лучами небе едва виднелась прозрачная дымка.
Никогда прежде Майрон, размышляя о лесном короле, не задумывался об устройстве его жизни. Теперь же он не знал, что поразило его сильнее: новая встреча с Трандуилом, или его полный нежности взгляд, обращённый к своей королеве.
Бесплотный дух негодовал всякий раз, видя пару вместе. Каждое проявление любви короля, каждая подаренная им ласка, будь то поцелуй либо лёгкое прикосновение к волнистым волосам, вызывали в незримом свидетеле волну гнева.
Если бы он обладал голосом, он бы рычал и стонал от невыносимой муки, видя, как тонкие женские пальчики легко, подобно взмаху крыльев бабочки, касаются прекрасного лица возлюбленного; как хрустальные озёра его глаз от удовольствия скрываются под пушистыми ресницами .
Воображение рисовало мучительные картины того, какие дары преподносит покров ночи двоим влюблённым. Какие слова нежности шепчут в ночи эти мягкие губы, целующие сейчас протянутые к лицу кончики пальцев. Какие звуки срываются с этих уст в моменты наивысшего блаженства. Как широко распахиваются в экстазе лучистые глаза, словно в момент рождения или смерти — удивлённо, беззащитно.
Из-за разыгравшегося воображения ночное бдение было для наблюдателя невыносимее всего. Если бы он обладал глазами, то сон дарил бы ему хотя бы краткие моменты забытья, но такая роскошь не была доступна духу, и он был вынужден пребывать в нескончаемой пытке.
Проходили месяцы, Майрон наблюдал, как светятся счастьем глаза ненавистного эльфа, как звучит серебристым колокольчиком его смех, как округляется стан его избранницы. На исходе лета у королевской четы родился сын. Это обстоятельство нисколько не задело Майрона, чьё внимание было всецело поглощено не малышом, а его родителями.
Осень сменила наряд леса с зелёного на золотой, кроны деревьев начали редеть, полностью открыв чертоги Трандуила взору застывшего среди облаков созерцателя. Он безмятежно парил, видя короля с ребёнком, слыша, как заливисто смеётся Трандуил, высоко вверх подняв на руках своего маленького сына. Но стоило ему заметить, как меняется обычно невозмутимое, даже надменное, лицо при появлении возлюбленной, спокойное созерцание мгновенно уступало место жгучей ненависти к обоим.
Майрону нестерпимо хотелось внести свои штрихи в счастливую картину далеко внизу. Ему не терпелось стереть с этой картины женщину.
Сменялись сезоны, наследник короля делал первые шаги, и вскоре уже резво бегал, стреляя из игрушечного лука. В нём уже угадывались черты его отца: тот же золотистый шёлк волос, внимательный взгляд таких же светлых, как у Трандуила, глаз, та же стать и грация. Как только мальчик достаточно подрос, мать стала брать сына с собой на длительные верховые переходы, что ей так нравились. В сопровождении небольшого отряда они углублялись в лес далеко на север вплоть до Лесной реки, или в Ирисные Низины, к берегам Андуина.
Во время переходов, группа делала привалы, и малыш, миновавший свою шестую весну, скакал между деревьями, как резвый оленёнок. Особенно полюбилась ему одна игра: он убегал и прятался от своих спутников, и ожидал, пока его найдут. Ни просьбы матери, ни недовольство отца не могли заставить принца отказаться от любимой забавы. Он рос в любви и безопасности, и сдвинутые отцовские брови и материнский строгий взгляд его нисколько не пугали. Именно эта игра натолкнула Майрона на мысль, как убрать с картины лишние штрихи.
Впервые за несколько последних лет в небе над холмом Амон Ланк во владениях эльфийского владыки не было привычной лёгкой дымки. Майрон спешно вернулся в крепость Гундабад, готовя к исполнению свой план. Он сделает так, что никогда больше ненавистный эльф не будет смотреть такими влюблёнными глазами на эту женщину… и ночи Майрона вновь обретут покой.
Одна лишь мысль вселяла беспокойство: эльфы слишком тяжело переживают утрату. Многие покидают эти земли, отправляясь за утешением под сень Валар, а те, кто не в силах покинуть возлюбленных и в смерти, тоскуют до тех пор, пока свет их собственной жизни не угаснет. Майрону совсем не нужно было ни первое, ни второе, ему было нужно, чтобы эльф жил, и жил в Рованионе. Он решил, что лишит Трандуила любви, но и оставит ему любовь — оставит ему сына.