Приданое

Наступил вечер, полуденная жара уступила место прохладному ветерку, что прилетел со стороны реки, пастух пригнал с лугов стадо, и коровки, поднимая на дороге рыжую пыль, шли уставшие по своим дворам, хозяюшки приветливо встречали их у ворот ласковыми словами, поглаживали по бокам, целовали своих кормилиц промеж рогов, а те отвечали им радостным мычанием. Иван пришёл с инструментами и возился у плетня, Софья вязала, сидя на лавке под окнами. Мимо проехал на телеге Пахом, возвращаясь в деревню. Завидев Ивана, глаза его блеснули недобрым огнём, он стегнул коня плёткой и тот, жалобно заржав, рванул вперёд…

Наутро, едва Софья успела умыться и заплести косу, как в дверь застучали.

– Кто бы это в такую рань? – подумала с удивлением она и пошла отворять.

На крыльце вновь стоял Пахом.

– Да ты не бойся, – усмехнулся он, глядя на то, как отшатнулась испуганно Софья, – Я по-доброму пришёл, по Устиному поручению, тебя звать к нам, да не на новоселье, а насовсем. Ты давай, это, жить к нам переходи. Неделю тебе на сборы, вещей у тебя немного, хату запирай, да и к нам приходи. Нечего тебе одной жить, вон уже, ошиваются тут всякие, как я погляжу.

– Кто это ошивается?

– А то не знаешь? Вон Иван-долговязый к тебе зачастил. А ты думаешь, я не знаю, чего он клинья подбивает?

– А если и подбивает, что с того? – уперла руки в бока Софья, гнев переполнял её – да кто он таков, этот Пахом, чтобы указывать ей как жить, да следить за ней?!

– Вот те на, – притворно удивившись, всплеснул руками Пахом, – Как это что? Да ведь ты нам не чужая. Мы с Устей о тебе беспокоимся.

– А что же по-вашему, я не могу замуж пойти? – вновь спросила Софья, – Или и на это обязана вашего согласия спрашивать? У вас своя жизнь, вот и живите, а ко мне не лезьте!

– Замуж, – осклабился Пахом, – Дак ведь если бы замуж-то…

Он помолчал.

– Ты думаешь, он тебя замуж возьмёт? А на кой ты ему такая? Ты ж по дому ничего толком не можешь. Или ты думаешь, что ежели за собой смотришь, то и в мужнином дому сумеешь?

Он захохотал.

– Там совсем другая песня будет, да ещё детей родишь ежели – кто за ними будет глядеть? Какая из тебя мать? Ты ж слепая!

Он заткнулся на полуслове от удара пощёчины, что с размаху влепила ему Софья. Грудь её ходила ходуном, сердце готово было выпрыгнуть наружу, а щёки стали пунцовыми.

– Пошёл вон! – прошептала она с яростью.

– Да ты что, Софьюшка? – начал, было, Пахом, – Что ж на правду-то обижаться? Ведь сама понимаешь, не возьмёт он тебя замуж, а если и возьмёт, то тут же вскорости и пожалеет, глядя на тебя, на то, как ты по хозяйству справляешься. И его несчастным сделаешь и себя. Я ж тебя жалеючи пришёл, а ты…

– Знаю я твою жалость волчью, – отрезала Софья, – Уходи, и никогда больше в мой дом не приходи, гад!

– Да что ты возомнила? – разъярился Пахом. – Что ты только за себя отвечаешь? Не-е-ет, ты за всех нас отвечаешь. Или ты думаешь, что Устя и я станем терпеть, когда по деревне слухи пойдут, что сестра её с мужиками шарахается? Что к ней для этого дела прямо на дом ходят? Не бывать такому! Пойдёшь к нам жить и точка! Не дело молодой незамужнице одной жить, где это видано.

– Не бывать тому, никогда я к вам не пойду, уходи и больше не приходи сюда!

Софья развернулась и захлопнула дверь перед самым носом Пахома.

– Ну, погоди, – процедил он, тут же сменив свой благостный лицемерный тон на шипящий, – Добром не хочешь идти, так по-другому будет.

Он сбежал со ступеней крыльца и, хлопнув воротами, вскочил на телегу и тронул с места…

Проснулась Софья посреди ночи от странного чувства, ей было тяжело дышать, волны жара накрывали её, словно от раскалённой каменки в горячей бане. Кот Васька истошно мяукал и царапал её бок. Девушка села на кровати, голова была словно в тумане. Послышалось потрескивание, такое, как дрова трещат в печи. Софья испуганно соскочила с кровати.

– Пожар! – дошло до её ума.

Она схватила на руки кота, и, выставив вперёд руки, пошла к выходу. Но тут же её обдало жаром, и она поняла, что выход отрезан. Тогда она вернулась в свою комнатку, и, схватив прялку, размахнулась и ударила ею по окну. Поток свежего воздуха ворвался в избу, и тут же пламя разбушевалось ещё сильнее, яростно кинулось по стенам, разметало огненные языки по половикам, потянулось к девушке, что испуганно прижимала к груди воющего кота. Софья перекинула через подоконник ногу, затем вторую, и прыгнула в окно.

Глава 10

Очнувшись в незнакомой постели, Софья застонала, пошевелила ватными руками, и тут же, вспомнив всё, что произошло нынешней ночью, попыталась вскочить на ноги, но не смогла. Голова её кружилась. Пелена забвения и милосердного, целебного сна, что позволяет нам хоть ненадолго уйти от происходящего в реальности в беспечную колыбель видений, исцеляя и успокаивая, почти сошла, и Софья с ужасом осознала, что пожар не привиделся ей, что он и вправду случился…

– Тихо, тихо, девонька, лежи, – раздался рядом ласковый окающий голос.