Приданое для Царевны-лягушки

Птах задумался. Платон уже собрался выйти из машины, не дождавшись ответа, когда Птах тронул его за руку.

- Гимнаст был моим человеком в доме Богуслава. В вашем с братом доме в Москве, - поправился он.

- Как это? - опешил Платон, уже осознав, что означают слова "моим человеком", но заставить себя поверить в это не мог. - То есть... - пробормотал он.

- То есть стукачом.

- А когда он... когда он ушел от Богуслава и стал жить со мной?

- А когда он стал жить с вами, он перестал быть моим стукачом. Он стал стукачом братвы.

- Какой еще братвы? - не веря, покачал головой Платон.

- Можно сказать по-другому. Хорошо организованной команды под бывшим руководством бывшего спортсмена Омолова... и так далее. Регалии своего брата вы сами знаете. В перестройку он сменил друзей и соратников. Большие деньги большие люди, так ведь?

- Нет, - твердо сказал Платон. - Не верю.

Птах посмотрел насмешливо.

- Фотографии, на которых вы занимаетесь сексом с несовершеннолетней. Их Гимнаст сделал.

- Зачем это ему?.. - опешил Платон.

- Во-первых, конкретный компромат на вас, а во-вторых, он был неравнодушен к девочке Алевтине.

- Этот урод!.. - начал было возмущенно Платон и осекся, увидев свое потное красное лицо в зеркальце. Уговаривая себя успокоиться, чтобы получить хоть какую-нибудь полезную информацию, Платон шарил глазами по соснам у воды и жадно вдыхал запах их коры, нагретой солнцем.

- Вы сказали, что после ухода от Богуслава он больше на вас не работал. Я-то зачем ему понадобился? Что с меня взять?

- Ох, Платон Матвеевич, - сладко жмурясь, как кот, удачно избавивший от сливок молочник, Птах лукаво погрозил ему пальцем. - Вам это лучше знать! Может, все-таки черканете мне в блокнотик?

- Он это делал по просьбе брата? Нет, не может быть, - сам себе ответил Платон. - Богуслав проклинал Иуду Гимнаста, имя его не мог слышать без проклятий.

- Вот вы и пораскиньте мозгами, - Птах покрутил пальцем у виска, - зачем братве нужна была информация о вас. Деловой человек всегда собирает сведения о своих подельниках. Мне пора.

Платон шел к дому в полной растерянности. На звонок у ворот долго никто не отвечал, Платон уже направился к дому сторожа, но тут вдруг Гимнаст образовался с той стороны кованой решетки, как привидение. С иссиня-бледным лицом, пошатываясь, он смотрел на Платона, тяжело дыша.

- Что ты тут? - отшатнулся Платон. - Пьешь?

- Ни боже мой, - заверил Гимнаст, отпирая калитку сбоку от ворот. - Я, как всегда, - на грядках...

А с утра ос дымом окуривал. Развелось их, слава богу, немерено.

В руке Гимнаст держал испачканные землей грабли.

- Что значит - слава богу?

- Сам посмотри, - Гимнаст поманил его к сарайчику с инвентарем.

Платон шел по гравийной дорожке, жадно оглядывая деревья и клумбы. В сарае на земляном полу лежали большие осиные гнезда. Четыре штуки.

- Зачем они тебе? - удивился Платон, склонившись и брезгливо разглядывая ячейки с жирными личинками.

- Так ведь сколько корму вкусного деткам! - восхитился Гимнаст. - Они же тлю всю поели, я принес им муравейник в ведре - все яйца выели. Они очень голодные, Платоша.

Платон понял, что Гимнаст говорит о маленьких богомолах, и вздрогнул.

- Веди!

В оранжерее, куда он входил, озираясь и стараясь ни к чему не прикасаться, было душно, влажно и так душисто, что Платон на секунду забыл обо всем, закрыв глаза и жадно вдыхая аромат роз.

- Попрятались, - нежно заметил Гимнаст. - Не поверишь - они меня уже узнают! Вот, смотри. Фью-у-у, - тихонько посвистел он и кивнул на куст желтой "Баккара".

Платон заметил слабое шевеление листьев, не более.

- Двое сидят прямо перед тобой, на полке!

Платон отшатнулся от деревянной полки. Осмотрел ее, сантиметр за сантиметром, но никого не обнаружил.

- Вот же она, красавица, - протянув руку, Гимнаст снял что-то, по цвету совершенно в тон мореному дереву полки, и протянул Платону. - Возьми. Живая душа все-таки.

Платон рассмотрел на указательном пальце Гимнаста небольшое насекомое, которое на его глазах стало менять окраску на бледно-телесную. С треугольной головой, оно шевелило небольшими, едва развитыми крылышками и смотрело бесстрастными глазами насекомого, сложив перед собой передние лапы, как в мольбе.

- Не возьму, - покачал головой Платон. - Это самка?

- Не знаю, - улыбался Гимнаст с безмятежностью слабоумного. - Вот подрастут, тогда и определим.

- Как определим?

- А вот как они начнут жрать самцов при спаривании! - радостно объяснил Гимнаст. - Идите ко мне, маленькие, идите, я вам принес вкусненькое...

Маленькие богомолы выползали с потусторонним, ни на что не похожим шорохом. Осиное гнездо через минуту целиком скрылось под их сереющими на глазах телами. Платон наклонился, разглядывая шуршащую массу, и понял, что насекомые не меняют окраску. Они сами по себе - бесцветные, почти прозрачные, с кое-где проступающей слабой зеленью.

- "Мантис религиоза", - прошептал Платон, выпрямляясь, и вспомнил, что "мантис" - это по-гречески "пророк", "предсказатель".