Приданое для Царевны-лягушки

"Тьфу, тьфу, тьфу - три раза..." Раскинувшая в стороны руки и ноги седая старушка, вся в черном, выглядела распятой. Из-под задравшейся до колен юбки торчали тоненькие щиколотки, обтянутые хлопчатобумажными чулками - в резиночку. Закрытые туфли на низком каблуке. Небольшая сумка валялась на асфальте рядом с россыпью шпилек и клубком чего-то странного, похожего на паклю. Оказалось потом, что это остатки шиньона. Почему-то именно этот серо-желтый пучок испугал Платона до сильной дрожи, до мистического ужаса. Он не успел произнести свой заговор до конца. На словах "не моя зараза..." старушка подняла голову и посмотрела на него с выжидательной строгостью учительницы начальных классов.

- Аэ-э-э... - покачнулся Платон: голова поднялась, а пучок волос остался на асфальте.

- Умираю, - буднично заметила старушка.

- Минуточку, - заметался Платон, - лежите спокойно, вам нельзя шевелиться, у вас может быть сломан позвоночник! Я сейчас - "Скорую", я - мигом... где этот чертов телефон?!

- Я не поеду в больницу, - повысила голос пострадавшая. - Никогда.

- Но как же... Но вы же!..

- Если мне суждено умереть, я умру в миру, а не в казенном доме.

- В миру?.. А где это? - не понял Платон. - То есть вы не хотите в больницу, а хотите домой?

- Мой дом - это божий дом, - уточнила старушка, сдвинув ноги и оправив юбку. - Помоги сесть. Может, и не сломано ничего, а ты уже раскаркался!

Платон посмотрел на протянутую руку и взял тонкое запястье - осторожно, не дыша, как дорогой бокал за треснувшую ножку.

- Ну вот, ноги чувствую, спина сгибается, глаза видят, - констатировала старушка. - А в больнице . ведь первым делом раздеться прикажут. Я не могу раздеваться перед мужиками. Мне не положено.

Напрягшись, она встала, крепко уцепившись двумя руками за кисть Платона.

- Почему... не положено? - осторожно поинтересовался он.

- Так ведь монашка я, невеста господа, - объявила пострадавшая.

Платон закрыл глаза и пошатнулся. За последние дни с ним случилось много всего странного и ужасного, но даже в самом извращенном кошмаре он не мог себе представить, что собьет на дороге женщину, и не просто женщину - монашку!..

- Ничего, родимый, - забормотала старушка, поглаживая его по руке, отлежусь, и все пройдет. И боль в правом ребре, и ушиб на мягком месте. Ты дыши, дыши глубоко и не думай про мои беды. Твоя машина?

Платон открыл глаза.

- Машина?.. Машина моя. Знаете, что мы сделаем. Мы поедем ко мне домой, и я приглашу из поликлиники врача. Я попрошу, чтобы женщина пришла. Она вас осмотрит и скажет, нужно ли вам в больницу.

- И то дело, - легко согласилась старушка. - А шиньон подбери, подбери, родимый.

Платон как в бреду отнял свою руку и нагнулся за пучком волос. С содроганием протягивая его старушке, он только теперь рассмотрел ее голову. Под спавшим на шею платком оказались короткие жидкие волосики серого цвета. На макушке небольшое их количество было схвачено в тощий хвостик, к которому, вероятно, и крепился выпавший пучок. Тогда Платон обшарил глазами ее лицо и поразился его страдальчески отстраненному выражению.

- Ой, господи, дай мне силы, - дернулась старушка, схватившись одной рукой за поясницу, а другой за грудь. - Хоть бы не помереть по дороге.

Она не возражала, когда Платон легко взял в руки ее костистое тело и поместил на заднее сиденье.

Оказавшись в дверях своей квартиры со старушкой на руках, Платон задумался - куда ее нести?

- А ты меня - в уголок, в уголок, родимый. Чтобы никому не в тягость, чтобы ничье место не занять.

- Где взял бабульку? - поинтересовалась Илиса.

- Сбил машиной.

- И зачем ты ее домой притащил? - вышел на шум Вениамин. - Ее в больницу надо, в гипс и под капельницу.

- Она не может в больницу. Ей запрещено раздеваться перед мужчинами.

- Да ну?! - восхитился Веня и подошел поближе, чтобы разглядеть как следует такой интересный экземпляр женщины.

- Почему? - подошла и Квака.

- Она монашка.

- Тони, ты хочешь сказать, что, тащась по городу с любимой скоростью в пятьдесят километров, ты исхитрился сбить престарелую монашку?

- Дайте пройти, родственнички, - Платон решительно направился к гостиной. - Помогли бы!

- Ты тащишь ее на супружескую кровать? - начал помогать Веня.

Платон застыл у большого дивана в гостиной.

- Господь с тобой, добрый человек, не нужно меня класть на супружескую кровать! - вступила старушка. - Мне бы в уголочек, чтобы не мешать никому... Вон там, в коридорчик, как собачку бездомную. Неудобно мне будет в этой большой комнате сначала надо обвыкнуться в коридоре, присмотреться, что за народ в доме, может, кому сильно помешаю...

- Можно вынести в коридор раскладное спальное кресло, - поучаствовала в обустройстве пострадавшей и Илиса. - У тебя не коридор - целый холл

в коридор выкатили кресло, вынесли торшер к нему и маленький антикварный круглый столик из кабинета. На столик, царапнув Платона по нервам тут же были помещены шиньон и сумка.

- В кабинете есть раздвижная ширма, - задумалась Илиса.

- Ни в коем разе! - воспротивилась усаженная в кресло старушка. - Это же я ничего видеть не буду!