Тогда Мстислав отшвырнул в сторону ненужную больше хоругвь, рванул из ножен меч — и небольшой отряд, уставя вперед тяжелые копья, бросился к воротам, оглушая себя боевым ревом, поднимая облака снежной пыли. Тот веселый стражник у ворот, что смотрел из-под руки, наверное, все еще принимал приближающийся отряд за своих, решивших тоже как-нибудь пошутить по-военному. Ведь не город же они собираются брать такой горсткой! Однако товарищи его уже разглядели вдали на дороге внезапно появившийся большой отряд, который на полных рысях мчался на помощь первому отряду.
— Закрывай! Закрывай! — закричал один из стражников и, вцепившись в воротный брус, изо всех сил потянул на себя тяжелый непослушный створ. Второй стражник кинулся ему на подмогу, но передумал и побежал в город, что-то крича. А первый — так и стоял, не успев ни на что решиться. Потом все же попятился назад, прикрываясь рукой.
Но было уже поздно. Через миг незадачливый страж был отброшен с дороги и сидел, потеряв шлем, на снегу, суча ногами и хватаясь за древко копья, торчащее у него из живота. Того, который пытался закрыть створ, сшиб и изломал конем дружинник, ехавший справа от князя.
Отряд ворвался в город и занял оборону возле ворот — до подхода основных сил. Мстислав Мстиславич сразу велел всем держаться возле стен — чтобы не забросали сверху копьями. А сам тревожно оглядывался вокруг, стараясь оценить обстановку. Пока врагов, кроме двух убитых сторожей, не было видно. Владимирское войско, размещенное в городе, явно не было готово к нападению. И не слышно было, чтобы над головами, на стенах, кто-нибудь шевелился. Только вдалеке — не то на стене, не то в церкви — несколько раз ударили в било, но этот звон, едва начавшись, тут же и стих. Кое-где между сугробами, за которыми с трудом проглядывались низкие, засыпанные снегом крыши домов, торопливо, прячась, пробегали люди — спешили укрыться в своих жилищах. Но военных не было. Вот уже с топотом, грохотом и криком в город ворвался отряд сотника Лариона, объединенная дружина двинулась вглубь — а все никто не выходил им навстречу. Не с кем было биться.
— Ларион! Что ж это? — закричал князь. Ему вдруг подумалось, что войска владимирского в городе нет, но такого быть не может, а значит — великий князь каким-то образом узнал обо всем, хитрый замысел Мстислава разгадал и, войдя в город, дружина Мстислава сама оказалась в ловушке. Но и ловушки пока не было видно.
— Думаешь, княже, — нечистое дело? — Ларион, державшийся рядом, тоже был смущен таким поворотом событий. — А, нет! Вон они, собачьи дети! Вон они! — торжествующе закричал он.
Теперь у Мстислава Мстиславича отлегло от сердца. С двух сторон — от детинца, сверху, и слева, вдоль стены, отчаянно вопя, бежали владимирцы. Конные и пешие — вперемешку, беспорядочно. Но весьма бойко. Князь быстро глянул — туда, сюда — и на глаз определил, что нападавших числом если и больше, чем его людей, то ненамного, раза в два. Ну, что же — с Богом!
Своим дружинникам ничего не надо было объяснять. Весь отряд согласно разделился надвое — и каждая половина устремилась навстречу своему противнику.
Никита хотел быть поближе к князю, но в последнее мгновение глянул на сотника Лариона, оскалившегося перед схваткой — совсем как давеча, в лесочке, когда грозил смертью, — и, скрипнув от злости зубами, примкнул к его отряду. Стараясь не отставать и держать меч на отлете, чтобы не поранить нечаянно коня, взглядом выбирал в мельтешащей впереди толпе себе противника, но никак не мог выбрать. Вдобавок его коня оттирал вбок могучий конь скакавшего рядом дружинника.
Дома здесь стояли тесновато, и в какой-то миг Никите показалось, что он вообще не доберется до врагов — не сможет пробиться через своих. Но тут с правой стороны улицы дома внезапно кончились и образовалось довольно широкое, хоть и в сугробах, свободное место. Здесь и произошла сшибка.
Многоголосый рев оглушил Никиту, и в этом реве он не сразу даже различил звяканье железа о железо. Потом вспомнил, что и у него в руках меч, пришел в себя — и бросился к коренастому владимирцу, который, прыгая неуклюже по снегу, пытался изловчиться и ткнуть своей короткой сулицей под брюхо коню, пляшущему под одним из Мстиславовых воинов. Тот отчаянно рубился с конным владимирцем — бил по щиту, и сам едва успевал отбиваться от ударов, и не замечал опасности сбоку.
Никита подлетел к пешему — тот был почему-то без шлема, простоволосый — и, не раздумывая, махнул мечом, весь обмирая от желания поскорее узнать, что из этого выйдет. Ничего особенного не произошло. Пеший владимирец, увидевший Никиту в последний миг, но не успевший защититься или уклониться от сверкнувшего широкого лезвия, сразу успокоился, кивнул головой, будто соглашаясь с Никитой, и осел в снег — мягко и криво.