Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Сию сатиру вам, дворяня, приношу!
Ко членам первым я отечества пишу.
Дворяне без меня свой долг довольно знают,
Но многие одно дворянство вспоминают <…>
А во учении имеем мы дороги,
По коим посклизнуть не могут наши ноги <…>
Похвален человек, не ищущий труда,
В котором он успеть не может никогда.
К чему способен он, он точно разбирает:
Пиитом не рожден, бумаги не марает

,А если у тебя безмозгла голова,
Пойди и землю рой или руби дрова,
От низких более людей не отличайся
И предков титлами уже не величайся.
Сей Павла воспитал, достойного корон,
Дабы подобен был Екатерине он;
С Спиридовым валы Орловы пребегают
И купно на водах с ним пламень возжигают;
Голицын гонит рать, Румянцев – наш Тюренн,
А Панин – Мальборуг у неприступных стен <…>

(Сумароков 1957, 189–191; курсив наш. – К. О.

)

Соотнесенность требований к сочинителю с постулатами сословной морали была привычна для дидактической поэзии и стихотворных поэтик. В специальном исследовании немецких «эпистол о стихотворстве» XVIII в. Т. Нольден прослеживает их педагогический субстрат и очерчивает особый субжанр «литературного патента на дворянство» (literarischer Adelsbrief; см.: Nolden 1995, 109–130). Во французской словесности этот жанр был представлен, например, поэмой П. Ш. Руа «Вкус, к г-ну герцогу де Ноалю» («Le Goût, à M. le Duc de Noailles», 1727), послужившей одним из источников «Эпистолы II». Из немецких сочинений назовем ранние послания Х. Ф. Геллерта, опубликованные в первой половине 1740‐х гг. в авторитетном журнале «Увеселения ума и остроумия» («Belustigungen des Verstandes und des Witzes»)[7]. Будучи гувернером (Hofmeister) молодого графа Хольцендорфа, Геллерт в эпистоле к своему воспитаннику («Sendschreiben an den jungen Herrn von H—», 1743) воспроизводил речевую ситуацию «Послания к Пизонам», обращенного (как мы помним) к юношам из знатного римского рода, и выдвигал «общественное положение адресата на первый план своей „Науки поэзии“ en miniature» (Nolden 1995, 47–57, 114):

O danke der Natur! Sie hat dich wohl bedacht,
Zum dichten feuerreich, zum Denken stark gemacht;
Die Gaben sind in dir, nun liegts an deinem Wollen,
Wie weit von deinem Ruhm die Grenzen gehen sollen.
So hoch Geburt und Blut vor andern dich erhob;
So hoch erhebe du durch eignen Werth dein Lob.
Verdiene stets das Glück, das dir dein Stand gegeben,
Den Adel erbt man nicht, durch den wir ewig leben! <…>
Freund, merke dir mein Wort, der Dichtkunst ganze Kraft
Bestehet in Natur, Geschmack und Wissenschaft! <…>

[Будь благодарен природе! Она хорошо позаботилась о тебе,

Вложила в тебя поэтический огонь и силу мысли.
Дары у тебя есть, теперь от твоего желания зависит,
Сколь далеко распространятся границы твоей славы.
Сколь рождение и кровь возвысили тебя над другими,
Возвысь настолько же свою хвалу собственными достоинствами.
Будь достоин всегда того счастья, кое дано тебе твоим положением.
Мы не наследуем ту знатность, которая дает нам бессмертие! <…>
Друг, запомни мои слова, вся сила поэзии
Состоит в природе, вкусе и науке!]

(Gellert 1997, 32)