Придворный

Поэтому, если бы кто собрал войско из влюбленных, которые сражались бы в присутствии любимых женщин, тот победил бы весь мир, – разве что если против него выйдет другое войско, тоже целиком влюбленное. И поверьте, что Троя десять лет держалась против всей Греции не чем другим, как тем, что многие влюбленные, выходя на битву, облачались в доспехи в присутствии своих женщин, и подчас сами эти женщины помогали им, а при расставании говорили слова, воспламенявшие их и придававшие им сверхчеловеческую силу. А сражаясь, они знали, что их женщины смотрят на них со стен и башен, отчего им казалось, будто вся их отвага, все их подвиги вызывают похвалу их любимых, и это было им лучшей наградой на свете.

По мнению многих, победа короля Испании Фердинанда и королевы Изабеллы над королем Гранады в немалой степени совершилась благодаря женщинам. Ибо когда испанское войско выходило против врага, в большинстве случаев выходила и королева Изабелла со всеми своими фрейлинами, а в войске было много благородных рыцарей, которые были в них влюблены; и по пути к месту, где предстояло сразиться с врагом, они постоянно беседовали со своими дамами; а потом, каждый простившись со своей, на глазах у всех шли на врага со свирепостью, которую им придавала любовь, и с желанием показать каждый своей госпоже, что служат им настоящие храбрецы. И так, благодаря нежно любимым женщинам, испанские рыцари нередко малым числом обращали в бегство и убивали бесчисленное множество мавров. Поэтому не знаю, синьор Гаспаро, что за извращенное суждение побудило вас порочить женщин.

LII

Разве вы не видите, что причиной для любого изящного занятия, в котором находит удовольствие свет, являются именно женщины? Для чего иного мы учимся красиво танцевать и плясать, если не для того, чтобы понравиться женщинам? Кто вникает в сладкозвучие музыки по иной причине, кроме этой? Кто станет сочинять стихи – во всяком случае, на народном языке – для иной цели, если не чтобы выразить чувства, воспламеняемые женщинами? Подумайте также, скольких замечательных стихов на греческом и латыни мы были бы лишены, если бы поэты мало чтили женщин. Даже не говоря о прочих, разве не было бы великой потерей, если бы мессер Франческо Петрарка, столь божественно написавший о своей любви на нашем языке, целиком ушел в сочинения на латыни, что он и делал бы, если бы временами его не уводила от них любовь к мадонне Лауре? Я уже не говорю о славных дарованиях, живущих в мире ныне и присутствующих здесь, которые каждый день приносят замечательные плоды, избирая темой лишь красоту и достоинство женщин. Вы знаете, что Соломон, желая мистически написать о высочайших и божественных предметах, чтобы покрыть их неким изящным покрывалом, измыслил пламенный и чувственный диалог между влюбленным и его любимой, не находя в нашем земном мире более приличествующего и уместного уподобления божественным вещам, чем любовь к женщине. Он желал дать нам таким образом почувствовать толику благоухания той божественной премудрости, которую как от научения, так и по благодати ведал больше, чем другие{447}.

Так что не было нужды, синьор Гаспаро, обо всем этом спорить – во всяком случае, столь многоречиво. Вашим сопротивлением истине вы не дали нам услышать множество других прекрасных и важных вещей, относящихся к совершенству придворной дамы.

– Я думаю, ничего нового сказать уже нельзя, – ответил синьор Гаспаро. – Но если вам кажется, что синьор Маньифико недостаточно украсил вашу даму всякими достоинствами, это уже не его упущение, а самого устроившего так, что число добродетелей в нашем мире ограниченно{448}. Ведь синьор Маньифико дал ей все, какие только есть.

– А вот теперь увидите, – смеясь, сказала синьора герцогиня, – что он найдет еще и другие!

Маньифико лишь покачал головой:

– Честное слово, государыня, думаю, я сказал достаточно – и сам вполне доволен этой моей дамой; а если другим нашим собеседникам она не нравится, пусть оставят ее мне.

LIII

На какое-то время все умолкли, затем мессер Федерико сказал: