Придворный

– На моей памяти был подобный случай и в Риме. Одну красивую и благородную молодую римлянку долгое время обхаживал человек, который якобы ее сильно любил; но она и смотреть на него не хотела, не говоря о чем-то большем. Тогда он подкупил ее служанку, и та, желая получить еще больше, уговорила свою госпожу в один не особенно празднуемый день пойти в церковь Святого Себастьяна. Заранее известив об этом влюбленного и научив его, что делать, она завела девушку в один из тех темных гротов, которые обычно посещают все приходящие на поклонение к святому Себастьяну, а там, спрятавшись, ожидал ее юноша. Оказавшись в гроте наедине с той, которую так любил, он стал так нежно, как только мог, умолять ее сжалиться и переменить прежнюю суровость на любовь. Но, видя, что все мольбы тщетны, перешел к угрозам, а когда и это не помогло, принялся яростно ее избивать. Твердо решившись исполнить свое намерение, если не иными средствами, то насилием, и пользуясь помощью лукавой женщины, которая ее сюда привела, он, однако, так и не смог уговорить ту, которой желал; бедная девушка хоть имела и слабые силы, но и словом и делом защищалась, как только могла. Наконец, видя, что не может добиться желаемого из-за ее отвращения к нему, и боясь, как бы ее родные, узнав о происшествии, не покарали его, этот негодяй с помощью служанки, боявшейся того же, задушил несчастную девушку и там же, в гроте, ее и оставил, а сам, бежав из города, сумел скрыться. Служанка же, ослепленная собственным преступлением, бежать не смогла. Схваченная на основании улик, она во всем созналась и получила достойное возмездие. Тело же неустрашимой и благородной женщины с великой честью было поднято из грота и перенесено в Рим для погребения, с лавровым венком на челе, провожаемое бесчисленной толпой мужчин и женщин, и не было из них никого, кто вернулся бы домой без слез; и таким образом все множество народа не меньше оплакивало, чем прославляло, эту удивительную душу.

XLIX

Но перейду к тем женщинам, о которых вы и сами знаете: разве не слышали вы о том, как синьора Феличе делла Ровере, плывя в Савону, подумала, что паруса, показавшиеся вдали, – это корабли папы Александра, посланные за ней в погоню, – и со всей решительностью приготовилась броситься в море, в случае если они приблизятся и не будет средства бежать{445}. И не надо думать, будто она решилась на это опрометчиво, ибо вы, как и все остальные, знаете, с каким умом и осторожностью соединена редкая красота этой женщины.

Не могу умолчать и об одном высказывании нашей государыни герцогини, которая, прожив с мужем целых пятнадцать лет как вдова, не только ни разу не открыла этого ни одному человеку на свете, но и, побуждаемая своими родными оставить это вдовство, избрала за лучшее претерпеть изгнание, бедность и все роды несчастья, нежели принять то, что всем другим казалось великой удачей и милостью судьбы…

Мессер Чезаре хотел продолжать, но синьора герцогиня прервала его:

– Говорите о чем-нибудь другом, а этого не касайтесь: вам еще много о чем надо сказать.

Мессер Чезаре только вставил:

– Но вы же этого не станете отрицать. Ни вы, синьор Гаспаро, ни вы, Фризио.

– Конечно нет. Да только единица – число невеликое, – невозмутимо ответил Фризио.

L

Тогда мессер Чезаре сказал:

– Да, столь великие поступки совершают немногие женщины. И все равно: те, что стойко обороняются в любовных бранях, изумительны; а те, что подчас бывают побеждены, заслуживают немалого сочувствия; ибо, конечно, посулы влюбленных ухажеров, уловки, которые они измышляют, сети, которые раскидывают, столь многообразны и крепки, что большое диво, если слабая молодая женщина сможет их избегнуть.

Бывает ли день, бывает ли час, когда обожатель не соблазняет такую осаждаемую деньгами, подарками и всевозможными вещами, которые, как он воображает, доставят ей удовольствие? Есть ли время, когда она может выглянуть в окно – и не увидеть, как внизу ходит неугомонный поклонник, пусть и молча, но с глазами, говорящими яснее слов, со скорбным и поблекшим лицом, пылко вздыхая, подчас даже в слезах? Когда может она выйти из дома в церковь или еще куда-либо, чтобы он не был постоянно перед глазами, не встречал ее за каждым углом с печалью и страданием, написанными во взгляде – так, будто он вот-вот расстанется с жизнью? Не говоря уже об изысканности в одежде, о всяких ухищрениях и выдумках, девизах и импрезах, праздничных забавах и танцах, об играх и маскарадах, о состязаниях и турнирах, – когда она знает, что все это устраивается в ее честь.