– Синьор Маньифико, чтобы побудить вас добавить что-то еще, хотел бы спросить вас: что считаете вы самым важным в общении придворной дамы? То есть я хотел бы услышать, как она должна вести себя в одном частном вопросе, который кажется мне очень важным. Ибо, хотя превосходные качества, приданные ей вами, включают ум, знания, рассудительность, проворство, скромность и многие другие, обладая которыми она должна уметь разумно беседовать с любым человеком на любую тему, я полагаю, что прежде всего ей надлежит знать относящееся к любовным беседам. Ведь любой учтивый рыцарь, используя для приобретения благосклонности дам все упомянутые нами прекрасные занятия, утонченности и хорошие манеры, для той же цели применяет и слова. И делает это, не только будучи движим любовной страстью, но часто и чтобы оказать честь женщине, с которой говорит; ему кажется, выказав ей любовь, он тем самым дает свидетельство, что она достойна этого чувства и что ее красота и дарования заставят любого служить ей. Поэтому хотел бы я знать, как должна дама в подобном случае разумно себя вести, как отвечать тому, кто в самом деле ее любит, и тому, кто лишь делает вид; и надо ли ей притворяться, будто она не понимает, или отзываться на эти чувства, или отвергать их и как ей управлять собой.
– Охотно отвечу, – сказал синьор Маньифико. – Прежде всего, надо научить ее распознавать, кто лишь притворяется, что любит, а кто любит в самом деле. Что касается ответа на любовные чувства, думаю, что не надо давать верх над собой воле другого больше, чем своей собственной.
– Вот и разъясните ей, пожалуйста, – сказал мессер Федерико, – каковы наиболее точные и надежные признаки любви ложной и настоящей и какого свидетельства достаточно, чтобы ясно увериться в любви, которую ей выказывают.
– Не знаю, – ответил, смеясь, Маньифико. – Мужчины теперь до того коварны, что принимают на себя бесчисленные личины и порой плачут, когда им на самом деле смешно; так что впору посылать их на Твердый Остров и пропускать под Аркой Истинных Влюбленных{449}
. Но чтобы эта дама, которую мне подобает особенно беречь, раз уж я ее создал, не впала в те же ошибки, в которые, как я видел, впадают многие, я сказал бы ей: пусть она не принимает с легкостью на веру, что ее любят. И да не поступает, как иные, которые и не пытаются притвориться, будто не понимают, что с ними говорят о любви, пусть даже намеками, но с первого слова подставляют уши под все комплименты, которые им делают, – или же отрицают их так, что скорее поощряют к любви говорящих с ними, чем уклоняются.Итак, я за то, чтобы моя дама при любовных беседах не давала себе воли верить, что говорящий ей о любви любит на самом деле. И если этот собеседник, как многие, самонадеян и говорит дерзко, пусть ясно дает ему понять, что ей это неприятно. Если же он разумен, держит себя в пределах умеренности и говорит о любви прикровенно – так учтиво, как, думаю, и будет говорить придворный, сочиненный нашими друзьями, – пусть дама делает вид, что не понимает, подводя под его слова другой смысл, стараясь переменить тему, и делает это так же скромно, тонко и осмотрительно, как и все остальное, о чем мы уже говорили. Если же разговор таков, что нельзя притвориться не понимающей, пусть обратит все в шутку, показывая, будто понимает так: ей говорят комплименты, чтобы оказать ей честь, а не потому, что она на деле такова; пусть всячески преуменьшает свои достоинства, приписывая вежливости собеседника расточаемые ей похвалы. Так всем покажет свою сдержанность и лучше защитит себя от обольщений. Вот как, думаю, должна держать себя придворная дама в любовных беседах.
– Синьор Маньифико, вы так рассуждаете об этом, будто всякий, кто говорит с женщинами о любви, непременно лжет и ищет обольстить их, – сказал мессер Федерико. – Будь оно так, я назвал бы ваши наставления уместными. Но если рыцарь, который заведет такой разговор, поистине любит и чувствует в себе ту страсть, что подчас жестоко терзает людские сердца, – не думаете вы, в какую муку, беду, погибель ввергаете его, уча женщину, коли заговорит он о своих чувствах, не верить ни одному его слову? Стало быть, мольбы, слезы и многие другие признаки – все это пустое? Смотрите, синьор Маньифико, как бы не вышло, что сверх той жестокости, что по природе имеют многие из этих женщин, вы внушите им еще бо́льшую.
Маньифико отвечал:
– Я говорю не о тех, кто любит, а о тех, кто ведет любовные беседы, в которых одно из главных условий – это чтобы не прекращался поток слов. У истинных же влюбленных сердце пылает, а язык холодеет, говорят они отрывочно и внезапно умолкают; так что не будет ошибкой сказать: кто сильно любит, тот мало говорит. Но это, думаю, нельзя подвести под одно определенное правило по причине разницы в человеческих обычаях. Скажу лишь одно – пусть дама будет настороже и всегда помнит, что мужчины могут выказывать любовь с гораздо большей безопасностью для себя, чем женщины.
Синьор Гаспаро, рассмеявшись, сказал: